Вспоминая Николая Глазкова

Тайнинка, Перловка...

Сколько здесь песен спето, стихов и картин написано, сколько интересных и талантливых людей здесь бывало и проживало. Гордость российская, имена-то какие: Шаля­пин, Собинов, Соловьев, Кедрин, Полюшенко! Целая пле­яда звезд! Видимо, аура земная здесь особая. Вдохновляет она таланты русские, помогает им раскрыться.

Мне посчастливилось быть знакомым с известными русски­ми поэтами. Один из них – Николай Глазков. Он жил в Перловке.

Из биографии. Родился 30 января 1919 года. Умер 1 октября 1979 года. Уро­женец города Лыскова Нижего­родской губернии. С 1923 года семья Н. Глазкова живет в Мос­кве. В 1938 году Н. Глазков посту­пает на филологический факуль­тет МГПИ. В 1941 по рекомендации Николая Асеева был принят в Литературный институт, где учился с перерывами до 1946 года.

1953 – 1979 гг. – летние меся­цы проводит в Перловке на даче.

1957 – выходит первая книга стихов поэта «Моя эстрада». Другие сборники: «Зеленый простор» (1960), «Поэтоград» (1962), «День поэзии» (1969). Всего издано 13 сборников стихов.

С 1961года член Союза писателей СССР.

Снимался в фильмах: «Александр Невский», «Иван Гроз­ный» (в массовых сценах), в фильме «Андрей Рублев» Андрея Тарковского, «Особенный человек» В. Строевой, «Романс о влюбленных».

В 1995 году в издательстве «Слово» выходит сборник в серии «Самые мои стихи». В его предисловии сказано, что Николай Глазков – самобытнейший русский поэт XX века, он мощно и оригинально продолжил хлебниковскую традицию, плодотвор­но скрестив ее с лирической иронией. Лучшие стихи поэта при жизни, расшибаясь о советскую цензуру, не печатались.

…Познакомился я с Николаем Глазковым через моего брата – поэта Вячеслава Богданова. У писателей и поэтов принято друг друга называть по имени, так и брат называл Глазкова Колей, а Богданова Глазков называл Славой.

Подружил их Тамбов, где они много раз выступали вместе на днях литературы. Там у них были общие знакомые и друзья. Николай Глазков любил бывать и гостить в этом городе, он был очень дружен с местными писателями А. Стрыгиным, С. Милосердовым, Б. Двиняниновым, коллекционером Н. Ни­кифоровым и особенно с классиком палиндрома и талантливым художником, также Николаем Ивановичем, только Ладыги­ным.

Ладыгин жил в большом доме со старинным садом. В доме – множество книг и картин. Здесь постоянно собирались единомышленники, поэты, писатели, художники, литературо­веды. Николай Глазков, как всегда с юмором, назвал дом Ладыгиных ТДЛ – Тамбовский дом Ладыгиных, по созвучию с ЦДЛ (Центральный дом литераторов) в Москве.

Особой достопримечательностью дома Ладыгиных был ори­гинальный шахматный столик с двумя креслами. Глазков был большой любитель и специалист игры в шахматы, Ладыгин тоже, поэтому между ними всегда разгорались сражения за шахматной доской. Кстати, сохранились и тот шахматный столик и кресло.

Да и дом сохранен, оберегают его два сына Ладыгиных, Борис и Алексей. Они с большим уважением вспоминают Николая Ивановича Глазкова.

В Тамбове поэта помнят и чтят добрым словом. Его фотогра­фии находятся и в Областном краеведческом музее и в литера­турном музее Вячеслава Богданова. Братья Ладыгины в один из моих приездов в Тамбов прокрутили и подарили мне пленку короткометражного неозвученного фильма, где запечатлены поэты, писатели, приехавшие на Тамбовские дни литературы в 1966 году.

В этом фильме я увидел Василия Федорова, Алексея Маркова, Николая Глазкова, Майю Румян­цеву, Вячеслава Богданова.

Николай Глазков читал стихи, а после этого компания отправилась на реку Цну. Был октябрь, полез в речку один Глазков. Разбежался, прыгнул и как ошпаренный выпрыгнул из воды. Это надо видеть!..

В стихах его много юмора. Но он особый, смысловой, глубокий, колкий. Поэт замечал наши несуразицы в жизни и быту, иронизировал в стихах. Конечно, чиновникам, особенно партийным и литературным, это не нрави­лось. Кто же любит критику, замечания?

Глазков был независимым поэтом. Ему никто не мог диктовать, о чем писать. В этом сила его стихов и по сей день. Они настоящие, не вымученные, не притянутые за уши. Стихи для него были ежеминутной потребностью, его хлебом.

За его правду Глазков не был обласкан, обогрет, он постоянно испытывал материальную нужду. Но не унижался, не изменял своему внутреннему слову.

Заявление, которое он написал в Союз писателей СССР, говорит нам о многом.

«В секретариат Правления Московской писательской организации от Глазкова Николая Ивановича

Заявление.

В Англии свыше миллиона безработных, в Италии пример­но столько же, в США около пяти миллионов, а в СССР я один. Поэтому убедительно прошу трудоустроить меня по моей специальности. Могу быть редактором, литконсультантом, литсотрудником, а также руководителем семинара.

В издательстве «Художественная литература» рукопись моей книги лежит с 1966 года, в издательстве «Молодая Гвардия» – с 1967 года, в издательстве «Советская Россия» – 1968 года.

Чтобы написать и составить эти поэтические сборники, я потратил много времени, энергии и труда, а не получил за это до сего времени ни рубля.

Ни пенсии, ни зарплаты, ни пособия по безработице я не получаю.

Прошу помочь мне в моем бедственном положении.

26 октября 1972 года. Ник. Глазков».

Последняя наша встреча состоялась в Центральном доме литера­торов в 1970 году.

Вячеслав Богданов, Сергей Орлов и Николай Глазков играли в бильярд. Вечером появился и я.

Глазков как всегда с юмором обратился ко мне: «Ну что, строитель, сыграем на интерес?»

Мы играли, был интерес, прежде всего, общения, поднима­ли рюмки за здоровье, за успехи, были шутки, каламбуры. Сергей Орлов спрашивал Николая Глазкова: «Коля, ты где живешь?», а он в ответ: «В ста метрах от Москвы». «Так где же?». «В Перловке родной». В Перловке он прожил почти тридцать лет, до своей кончины в 1979 году.

Все трое, с кем я играл тогда в бильярд, ушли в мир иной.

Осталась о них память, остались их стихи.

Николай Глазков остался в моей памяти слегка сутулова­тым, с черной бородкой, с открытой и мудрой улыбкой, раскрепощенный и в поведении, и в словах.

А как поэт он для меня был и есть большой русский поэт Николай Глазков.