Рассказ

Нацеленные пики елей рванулись навстречу. Промахнулись. И самолёт упруго коснулся бетонной полосы.

Пашка спустился по трапу и остро поднял плечи. Вздрогнув в ознобе, резко высвободил из-под воротника шею и ощутил на коже паутинную сырость.

Мокрый бетон походил на большую грифельную доску.

-     Ну, кто за пивком? - бодро оглянулся Пашка на пассажиров. Нахохлившийся сосед потянулся назад к поручням.

Пашка зажал под мышкой дорожный чемоданчик и потрусил к аэровокзалу...

В фужере отражалась ресторанная люстра сверкающей цирковой ареной в кольце лимонных клоунских шапочек над белыми манжетками. Паучьими глазками таращились лангусты, исходила паром телятина.

-     Самолёт, следующий рейсом 114, отправляется! Повторяю... Пашка беспокойно допил пиво и позвал официанта.

В вестибюле Тараканище заглатывал бегемота.

-    Вот этого усатого зверя! Для Лёньки, - доверительно поторопил Пашка и выскочил на сизую скользкую площадь, засовывая в чемоданчик игрушку.

Шелест. Шлепок. Виноватый звон... Пластмассовая кукла на спине, раскинув розовые ноги… паспорт.  Проездные документы в целлофане.  Хитрые тараканьи усы.

Растерянный Пашкин взгляд. Суетливые нервные красные руки. Податливое брюшко чемоданчика...

Рёв самолёта. Поза спринтера на старте. И ошарашенные Пашкины глаза вслед уходящему самолёту.

Чемоданчик вновь раскрылся, и над аэродромом раззвонил мелкий пластмассовый хохот.

«Я же дал телеграмму! Я же дал телеграмму... Там костюм и вещи... Что же делать?.. Он уже взлетел. Я же дал телеграмму».

И рвануло по Пашкиным глазам молнией от самолёта. И безобразные куски ударили в землю и грязные облака. И рокот поглотился громом.

И вдавились, смялись мысли в пашкином черепе. И прилип он к бетону, с остановленными по-рачьи глазами и сведённой судорогой челюстью.

Потом в ушах заломило, замучило плачем, криком, рёвом сирен. Зарябило несущимися машинами с красным крестом и нелепо бегущими людьми. Пашка сглотнул слюну и тупо сел в раскрытый чемоданчик.

Люди возвращались потухшие, помятые. Проносили обрывки фраз.

-           Всех... Начисто...

-           Двигатель взорвался...

-      А может, бомбу везли...

Пашка встал и, пошатываясь, двинулся в аэровокзал. Потом побежал, судорожно, набирая скорость, задыхаясь.

Полупустой ресторан гудел оглушено и растерянно, хотя по-прежнему сиял огнями и жирный дым сигарет ещё толпился над столами.

Пашка вскочил на стул и выхватил бумажник:

-Угощаю! Всех! Всех угощаю! Официант! Всем коньяку! Я плачу!- он тряс бумажник, и оттуда лениво сыпались розовые купюры.

Его обняли потные руки и облобызали мокрые губы. Кто-то отнял бумажник и всунул обратно выпавшие деньги. Пашка упал на стул и заплакал, уронив голову на стол.

-      Брось! Живём один раз! - тронули его за плечо.

Пашка встрепенулся, обвёл зал заблестевшими глазами.

-      Слушайте... Ведь я живу... - сказал почти шёпотом. - Живу!- выкрикнул ещё раз и засмеялся.- Официант! По бутылке коньяка на каждый стол!

Строгий человек в чёрном костюме, в галстуке-бабочке быстро подошёл к Пашке.

-      Молодой человек! Чем Вы будете платить?

-      Вот чем! Здесь два месяца отпуска и премия! Не бойся, папаша, я и тебя угощаю! Чего стоили бы эти деньги, если бы... Пей, ребята! - Пашка опрокинул в рот фужер поднесённого ему коньяка. - Я люблю тебя, жи-и-знь!

Собирались любопытные.

-      Ну, купчик!

-      Да он с ума сошёл!

-      Да нет же! - радостно объяснил Пашка, - Не сошёл я с ума. Нет, как раз сошёл! Это же здорово, когда можно сойти с ума! Когда можно смотреть, вдыхать, - дай сигарету, дружок! - Пашку била дрожь.

-      Забудем, сынок, об этом. Пей - и ничего не рассказывай.

Пашка обнял седую голову.

-      Спасибо, отец. Давай выпьем на брудершафт...

-      Нет, ты скажи, - к нему продрался, расталкивая окруживших Пашку людей, парень в рубашке, лицом красный и мятый: - Ты скажи, чего радуешься?

-      Ну как же, я же - живой!

-      А те? - парень кивнул куда-то и ухватился за спинку кресла, будто боясь упасть.

-      Ну, те... -  Пашка чуть смешался, но тут же блаженство вновь разлилось по лицу:

-      Я про себя! Я - живой!

-      Я, я! Вот именно, «я, я»...

-      Подожди, слегка отстранил парня сутулый мужчина с лицом землистым и измученным морщинами. Он остановил на Пашке утонувшие в мешках век суровые глаза и заговорил тяжело и глухо:

-           Когда под Смоленском весь наш взвод… а мы ещё и узнать друг друга не успели... и первый бой... И я один остался живой... Я не мог смотреть в глаза людям. Я думал, что все считают меня подлецом, раз я живой, а другие нет... Что я их предал...

-           Ну уж, ну уж, - запротестовал Пашка.

-           Вот так, вот так, - сказал парень в рубашке: - Вот их, - он мотнул головой к окну, - мне жалко. А тебя - не пожалел бы. Вот так!- и парень пошёл от Пашки. И все стали помаленьку расходиться.

Строгий официант спросил:

-           Так как? Уносить коньяк? Или будете пить один? За своё здоровье?..

…В углу зала ожидания, съехав с кресла, спал пьяный, блаженно улыбаясь и прижимая к груди пластмассовую куклу. Случайные люди, пробираясь в поисках свободного места, наткнувшись на эту улыбку, по то смущенно спешили отвести взгляд...