Рассказ

Перевод Фариса Нофал

Свой труд переводчик посвящает

многострадальному народу Сирии,

и, в частности, своим отцу и деду –

Осману и Хаммуду Нофал.

На грядке Аббаса распустились розы… Всего в полете камня от палаточного концлагеря, когда солнце остановилось в зените, а стоны заключенных у позорного столба смешались с благоуханием алых цветов.

Юноша Аббас услышал стоны и, посмотрев на лагерь, прижал к себе родные стебли, ранившие его ладони…

Он посмотрел и на цветы — Аббас больше не чувствовал привычного аромата…

Он не слышал ничего, кроме криков — криков Ахмада, Али, Антония и многих, многих других, неизвестных ему голосов… Юноша заснул под палящим солнцем… Он увидел позорный столп, прободающий небеса… Летящий, как воздушный шар, мешок, в кото– ром покоится голова заключенного… Канат, неволящий обе руки узника, подобно причалам берегов лазурной Сейды…

Аббас просыпается… Крики стихли, но и запах цветов исчез.

***

Сегодня юноша даже не прикоснулся к обеду.

— Что с тобой, Аббас? — тревожно спросила мать.

— Я все время слышу их крики!

— Если бы не была… — старушка-мать внезапно замолчала.

— Продолжай, мама! Если бы не была моя рука утерянной, я б давно оказался в том лагере!

— Аббас, я не имела в виду…

— Я — Аббас… Они узнают…

***

Он один сидел глубокой ночью у своей грядки, когда к нему подошли двое мужчин из сопротивления. Аббас провел их к западной стене теплицы.

— Ты поможешь нам? — спросил один из них.

— Это наша общая страна! — отвечал юноша.

— Мы совершим дело… Просто дай нам место для оружия в своей теплице… на время…

— Засейте же эту теплицу сталью!

***

В разное время и в разные дни приходили к юноше в теплицу воины, нагруженные оружием. Все это время Аббас ел и спал возле грядок.

Когда же мужчины забирали оружие, он воскликнул:

— Если б я имел руки ради того, чтобы пойти с вами!...

— Ты выполнил свою роль, Аббас, — произнес воин, прежде чем исчезнуть в ночи.

***

Солнце заслоняло собою сердце неба.

Аббас небрежно раскидывал семена по вырытым его рукою лункам, когда вдали прогремели взрывы…

Юноша, улыбнувшись, оглядел синеву неба и золотое сияние солнца… Терпкий аромат роз снова возвращался…

Медленно, не спеша, Аббас бросил семена ввысь, словно хотел засеять блестящий круг света розами…

Включив радиоприемник, он радостно воскликнул:

— Они сумели!

***

Аббас еще не успел закрыть свою теплицу, когда они окружили его в своих машинах… Свет фар вонзился в глаза юноши, как миллион ножей… Они потянули его к решеткам за единственную, левую руку…

Перед столом следователя он страстно выдохнул:

— Да, это я хранил их оружие в своей теплице… Ведь человек создан не только для того, чтобы вдыхать аромат роз, но и ради того, чтобы их защищать!

***

Аббас вот уже несколько дней засыпал в своей одиночной камере.

По прошествии нескольких дней он встал у позорного столба: он увидел, как тот прободает небеса… Он узнал, как голова взлетает над землей подобно воздушному шару… Он любовался лазурным причалом Сейды…

Несмотря на пытки, он не назвал ни одного имени. На каждый вопрос он лишь отвечал:

— Кто любит свою родину — у того нет имени!

Он уже не чувствовал своего тела или левой руки… Юноша только улыбался при каждом взмахе плетки…

— Назови нам хоть одно имя!

— Нет у них имен…

Однажды следователь назвал его «упрямым»:

— Как ты можешь быть таким упрямым, если ты всего лишь сажаешь розы?!

— У роз есть и шипы, — отвечал с улыбкой подозреваемый.

— Подлец!

— Вот видишь — тебя также уколол шип цветка!

***

Аббас писал на стенах камеры имена своих роз, оставшихся далеко, за решеткой, на грядках…

Каждый день он вдыхал аромат одной из этих роз…

Их аромат смешивался с запахом запекшийся на стенах темницы крови.

***

Однажды, уже после пытки, ему в голову пришла идея:

— Грядка в темнице!

И юноша начал мечтать, поглощенный своей мыслью…

— Где мне взять ткань?

Аббас снял с себя рубаху, и, завязав ее узлами, наполнил красной землей камеры…

— Но где мне найти семена?

Он долго обыскивал свои карманы и, наконец, нашел маленькое семечко в своем заднем кармане…

Он смотрел на семя, как люди смотрят на драгоценность… Аббас взлетел от своей радости на воздушном шаре, приземлившись у причала своей мечты, похожей на бухту Сейды…

Он посмотрел на солнце: оно было усеяно розами…

Он услышал стоны заключенных: сейчас они были похожи на глубинные раскаты смеха…

Юноша нежно опустил семечко в сухой грунт…

Подождав, пока ему принесут единственный за день стакан воды, он, забыв о пересохшем, как песок пустыни, горле, вылил его в землю, где таилось семя.

На следующий день он выпил лишь полстакана, так же отдав остаток семечку.

Он ждал. Он не думал ни о чем, кроме семени — именно оно было его единственной надеждой в этой Вселенной…

Он думал…

Однажды, он испугался:

— А что, если кто-то раздавит его своим тяжелым сапогом?

Встав, он перенес семя в угол камеры, где, спрятав его телом, стал прислушиваться к дыханию Земли… Дыханию семени… К своему дыханию…

Одним ранним утром он увидел зеленую ниточку, рассекающую, подобно мечу, толщу грунта… Он чуть было не закричал…

— Я сделал это! Темница рождает также и розы!

***

Во время своего заключения Аббас следил за маленьким, слабым ростком подобно тому, как мать следит за своим новорожденным ребенком. И точно так же, как мать вкладывает надежду в свое дитя — так же и Аббас вложил свою надежду в этот нежный стебелек. И каждый раз, когда стебель вырастал на миллиметр, юноша ловил странное чувство приближения своего избавления.

В дождливые дни Аббас делил свой стакан с росточком, а в сухие и жаркие часы он отдавал ему всю свою воду, до последней капли.

***

Одной ночью, между сном и явью, Аббас увидел, как стальной стебель выходит из своего тканевого мешочка… Его ствол выпускал острые, как кинжалы, шипы, поднимаясь все выше и выше… Вот, он, со своим белым, искрящимся светом бутоном, достиг крыши темницы…

Мгновение — и кровля разлетается в воздухе, а шипы рушат стены, отправляя обломки в разные стороны…

Вольный воздух проникает в темницу, и мелкий дождь орошает черные волосы юноши.

***

Солнце скупо проникало в одиночную камеру Аббаса.

Юноша поднимался рано, и, взяв на руки росток, переносил его в единственное пятно солнечного света. После, он опускался на землю, смотря на стебель так, как мужчины смотрят на свою возлюбленную или невесту…

Когда же солнечное пятно начинало сдвигаться, Аббас брал мешочек и переставлял его вслед за светилом до тех пор, пока оно не исчезало полностью. Тогда он возвращал росток в угол камеры, приговаривая:

— О, мой цветочек, откройся! Я хочу, наконец, увидать твой лотос!

***

В другом своем сне юноша снова видел тот день, когда ему отсекают руку…

Он был в поле со своим отцом, когда черный, как ворон, самолет пролетел мимо… Колосья пшеницы были зелеными и мягкими…

Внезапно самолет приблизился к земле и, словно опасливый вор, кинул свои бомбы в поле, растворившись в синеве…

После Аббас увидел себя уже в больнице… Он спросил о своем отце прежде, нежели о своей руке… Все молчали… И он понял, что тот умер…

Он обернулся — и не нашел своей правой руки… Тогда он посмотрел на левую, все еще кровоточащую темно-красным, ладонь... И, закрыв ею свое лицо, он заплакал…

***

Аббас мерил росток то своим взглядом, то легкой тенью бокового зрения… Он выхаживал его, как мать выхаживает своего первенца, чтобы тот рос и рос, по ее молитвам…

Юноша легко вздохнул лишь тогда, когда росток начал разрастаться во все стороны… И, пока крики у столба поднимались в бесконечную высь, Аббас черпал все силы из того зеленого, слабого пламени…

***

В один холодный день, когда не поднялось солнце, росток увял…

Аббас не знал, что делать… Он чувствовал себя потерянным, поверженным, побежденным…

Он нежно обхватил стебель, чтобы согреть его… Он дул на него, не мигая, пристально смотрел на слабую зеленую нить… В ту ночь он не сомкнул глаз, то обнимая, до согревая дыханием свою подопечную…

Утром же взошло солнце. Росток, потянувшись к его золотым лучам, засверкал как драгоценнейший изумруд…

***

Это было необычное утро…

В то утро Аббас почувствовал, что он за пределами лагеря…

Он снова дышал свежим воздухом…

Темная, узкая темница показалась ему роскошной широкой палатой…

Воздух вновь принес забытый аромат роз на грядке… Юноша встретил его с трепещущим сердцем…

Этим утром, бутон розы распустился в камере своим умеренным — не темным и не светлым — пурпуром.

Аббас улыбнулся, словно мать, радующаяся выросшему малышу.

Он не слышал сегодня криков пытаемых… И не увидел позорного, раскачивающегося под раскаленным солнцем столба…

Как будто воздух лагеря расцвел свободой!

Внезапно, он услышал вдалеке крик… Не лагерный, не мучительный…

Он смотрел на бутон, который распускался по мере приближения далекого крика…

Он слышал, как Антоний восклицает из последней одиночной камеры:

— О, Боже! Они сбежали! Мы снова свободны!

Аббас сжал розу, обняв ее так, как обнимают возлюбленных…

Ликовали людские тела, принося аромат земли и страны, крича о своей любви к земле и стране…

Роза учуяла этот запах, и, словно императорский пурпур, распустила свои сияющие лучи… Нежные лепестки разрушали железные стены узилища…

Аббас снова радовался солнцу, поднимая к нему свою розу и крича:

— Вот она — роза свободы! Вот она — роза палаточного концлагеря!

Радостные руки окружили нежный бутон, а глаза матери, сверкнув издали сквозь ликующую толпу, наполнились слезами тихого счастья.