(1937–1975)

Поэма

1

На улицах погасли фонари,

Покой садов пернатыми нарушен.

Дрожит роса в предчувствии зари

Под перебранку громкую лягушек.

Гремят засовы верные в избе,

Выходят, щурясь, из калиток люди.

И закрутились

Гайкой по резьбе

В заботах сельских трудовые будни.

Идут доярки.

Речка далеко

Веселые уносит разговоры.

И цедится рассвет,

Как молоко,

В мое окно сквозь тюлевые шторы.

Я нежиться утрами не привык,

Нам так судьбой наречено от роду.

А нынче нежусь —

Я же отпускник

Известного уральского завода.

Тринадцать лет вахтеру в проходной

Я предъявляю торопливо пропуск.

Тринадцать лет в селе своем родном

Я провожу трудом добытый отпуск.

Завод, завод...

В твоих стальных цехах

Я возмужал

И, кажется, стал счастлив.

Но сердце давит нестерпимо

Страх —

К родной земле ничем я не причастен.

Тринадцать лет!

Не месяц и не год —

Они видны...

...Вот сельский мой ровесник.

Механизатор,

Лучший полевод,

Во всем районе нет его известней.

Сумел он взять рекордный урожай.

В его звено из самого Тамбова

На вороненой «Волге» приезжал

Не кто-нибудь,

А секретарь обкома.

Он на селе теперь авторитет,

О нем статья в газете есть столичной.

Ему с Кубани трудовой привет

Прислал письмом по осени

Светличный.

Ровесник мой зазнайству не сродни,

У парня, видно, от земли характер.

Ведь громче всякой славной трескотни

Гудит в полях,

Гудит спокойно трактор.

По вечерам,

Когда приходит в клуб,

При встрече бросит дружески:

— Здорово! —

Но меж его

От зноя черствых губ

Всегда ловлю несказанное слово.

Я не слабей ни силой,

Ни умом,

Трудом монтажным на заводе занят,

Ему сейчас завидую в одном:

Я — гость полей,

А он в полях — хозяин.

Через какой перешагнуть порог,

Где мог бы я найти от муки средство.

Стою в степи,

Что вдоль и поперек

Исколесил на конных граблях в детстве.

И здесь же я,

Дорогами пыля,

Под солнцем,

С загорелыми плечами

Вез из колодца воду на поля,

Вы помните,

Товарищи сельчане?

Чего ж роптать,

Чего ж таить греха?!

Я здесь прописан каждою кровинкой.

Ну, кто, когда,

Скажите, запахал

Мою в лугах рабочую тропинку?

Давно я хлеб не сеял и не жал,

Во мне живет сноровка хлебороба...

А почему отсюда убежал?

На этот счет поговорим

Особо.

Мы разберемся, в этом чья вина,

Былую правду время не погасит...

2

Второй уж год, как кончилась война,

И я учусь сейчас в четвертом классе.

Четвертый класс закончу —

И...

Хорош!

Ведь пятый класс

За верст пятнадцать с лишним.

А где харчи,

Одежду где возьмешь?

Так уж сиди на печке,

Горемычный.

Я снова в школу не могу пойти,

Нет у меня ни шапки,

Ни тетрадки...

Назло морозы жмут до тридцати,

Зиме-то что людские недостатки...

И, знаю я,

Нетоплен в школе класс,

Где мне сидеть,

В ознобе руки скорчив.

Так вы меня, товарищи,

Сейчас

Уж не судите за корявый почерк...

Тамбовщина, известно,

Не Сибирь,

Сосновый крест

Здесь роскошь на могиле...

Стоял у школы тополь-богатырь,

Да и его в глухую ночь

Спилили...

О, тополь, тополь, —

Друг моей мечты!

Не позабыть,

Как ранними часами

Я отчий край

С твоей же высоты

Вобрал в себя

Магнитными глазами.

Я в первый раз,

Беспомощный юнец,

Осилив страх,

Под облака поднялся,

Чтоб посмотреть,

С войны родной отец

Идет иль нет?

Но так и не дождался...

И все же я подолгу,

Каждый день

Стоял с любимым тополем в обнимку.

И видел крыши дальних деревень,

И поездов серебряную дымку,

И как в упряжке лошади бредут,

А на повозках взрослые ребята

Из нашего колхоза «Верный путь»

Тяжелый хлеб везут на элеватор.

Навстречу им

Из городов больших

Сельчане шли устало спозаранку.

Как ленты пулеметные, у них

Крестом

Висели на груди баранки.

А вдалеке дымили поезда...

Мне виделось,

Наивному мальчишке,

Что где-то есть за дымкой города

И детство там счастливое,

Как в книжке.

Как в том стихе,

Который я зубрил

(С мечтой наесться

Вдоволь

Пшенной

Каши),

Где я свое спасибо говорил

За детство

Неустроенное

Наше.

Я стих читал тот бойко,

В полный крик,

На перемене съев сухую корку...

А мой учитель,

Старый фронтовик,

Закашлялся

И вывел мне Пятерку.

Мы сами знали,

Что у нас страна

Разорена разрухою военной.

И песня быть в учебниках должна,

Под стать годам,

Суровой,

Откровенной...

Но засыпал я с книжкою всегда,

Картошки мерзлой вдоволь не наевшись.

И по ночам мне снились

Города,

Где каждый дом

Баранками увешан.

О, детский ум, —

Доверчивость моя!

За то тебя судить не буду строго,

Что, эти сны под сердцем затая,

Увел меня от отчего порога.

И потому на сердце тяжело,

Что мир еще мой надвое расколот:

В пятнадцать лет покинул я село,

Но в двадцать восемь

Не приехал в город...

Я в отчий край вернуться

Не могу.

И ты прости,

Известный мой ровесник,

Я слишком, брат,

У города в долгу:

Но бродят,

За теплый кров,

За выучку,

За песню...

3

Но бродят,

Бродят толки обо мне,

От них не сплю часами

Ночью летней.

Я,

Словно босоногим по стерне,

Хожу по сельским

Длиннохвостым сплетням,

А бабам что?!

Спокойно судят вслух:

— Лицом румян,

Поди, не от картошки... —

Что в мой карман,

Как бабочки на луг,

Летят рубли хрустящие

И трешки...

Что мне низка в избе родимой дверь,

Я не тружусь,

Прописан в ресторане...

И что меня из города

Теперь

Ни на каком не вытащить аркане.

Им невдомек,

Что скрыто за душой...

Я здесь хожу в костюме модном,

Ловком,

А где-то в коксохимской душевой

Висит моя рабочая спецовка.

И мною каждый солнечный пятак

Добыт в поту —

Работой не из легких.

За половину отпуска

Никак

Мне черноты

Не выхаркать из легких.

Я ресторанным не вспоен винцом.

Я лишних денег

Не имел в кармане.

И мне на большелобое лицо

Лег от печей бушующих румянец.

И зная цену

Каждому рублю,

Я на трояк последний, —

Пусть судачат! —

Пойду бутылку горького куплю

И не возьму с прилавка звонкой сдачи.

4

Хожу в поля.

Развеиваю грусть.

И надышавшись за день ветром райским,

По времени тамбовскому ложусь,

А просыпаюсь по часам уральским.

Рассветом ранним переполнен дом.

Давно не сплю,

Но глаз не открываю.

Там, на Урале,

Под моим окном,

Теперь вовсю зазвякали трамваи.

И двери шумно распахнул завод,

Заря смахнула с плеч его усталость.

И корпусами школа ФЗО

К его стенам доверчиво прижалась.

Там чья-то юность

С радостью в глазах

Над верстаком склоняется знакомо...

Я в школу ту

Тринадцать лет назад

Пришел,

Насквозь пропахший черноземом.

По целым дням в слесарной мастерской

Мы изучали точные работы.

И я свой ум

Наукой заводской

Там наполнял,

Как пчелы полнят соты.

А в перерыв с ребятами всегда

Шел газировки в ближний цех напиться.

И до беды хотелось мне тогда

Опять в полях родимых очутиться.

Забыть про все:

Про школу,

Про устав,

Про очередь столовскую,

Про город...

Упасть на землю,

Руки распластав,

И расстегнуть спецовки душный ворот.

И потому,

Как средство от тоски

По родине, где есть луга,

Где кони...

Хранил с полей родимых колоски

И, как птенцов,

Держал их на ладони.

И, клятву детства исполняя в срок,

Осенним днем, торжественно-веселый,

Я посадил у цеха

Тополек,

Чтоб вырос он

Таким же,

Как у школы.

5

Весенний полдень в шелесте берез...

Стоит жара на улице такая,

Что под крыльцо,

Как нерадивый пес,

Пугливо тень забилась избяная.

Тишь на селе —

Ребята у реки.

Лишь на крыльце,

Храня в глазах усталость,

Старухи-говорухи,

Старики

Пророками

Досиживают старость.

Бежит мальчишка в цыпках до колен.

И, все былые рубежи ломая,

Руками в небо вскинутых антенн

Село

Далекий город обнимает.

И, как привет,

Через преграды все,

Под перекаты тракторного гула

Ему ладонь —

Асфальтное шоссе

Сама Москва широко протянула.

Рвет пятитонка версты на груди.

И, сторонясь обочиной,

Обидно

Плетется лошаденка позади,

Отбила ноги на асфальте,

Видно...

Иду в поля.

Мне нипочем жара.

До сельских дел —

Моя изба не с краю...

Не торопясь,

У каждого двора

Я старикам почтительно киваю.

И долетают до меня слова:

— Ушел из дома в латаных штанишках.

Знать, не пуста у парня голова,

Одет,

Обут

И сочиняет книжки...—

Они видали всяких на Руси...

Они в своих оценках

Не торопки...

Зря не похвалят,

Суть не раскусив,

Как подхалимы,

После первой стопки...

6

Тропа уводит на заречный луг,

Где меж коров снуют доярки бойко.

Отбросив кнут,

Врастяжку спит пастух,

Идет вовсю обеденная дойка.

Дурманит сердце запах слеглых трав.

А бригадир,

Глаза под солнцем щуря:

— Какой судьбой?

Здорово, Вячеслав!

— Привет, Ильич!

— Садись,

Садись, покурим. —

На сено стелет порыжелый плащ

И, грубо оглядев меня до пяток:

— Ну и жара,

Как на костре,

Хоть плачь,

У нас с дождями нынче недостаток. —

Достал кисет морщинистой рукой

И бороду погладил по привычке:

— Мне по годам пора и на покой,

Нервишки стали вспыльчивы,

Как спички.

Зажил бы я в домашней тишине,

Огородясь калиткой и законом.

Продул зимою дырочку в окне

И поджидай с деньгами почтальона.

Наверно б, долгим показался век,

Прожить подольше —

Что еще нам надо?!

Но на земле

Какой я человек

Без этой речки,

Без людей,

Без стада?!

Вот и тружусь,

Пока здоровье есть.

На трудодень

Народ наш не обижен.

Мне, старику,

И то припала честь

Закончить век свой

Под железной крышей.

Да вот беда от этих тракторов,

Перепахали степи все

И поймы...

И нет теперь разгула для коров,

Считай, сидим на привязи весной мы.

Подкормку, правда,

Вдоволь подают,

По расписанью,

В калорийной норме...

Но в клетке соловьи

Не так поют,

Хотя сидят и при хорошем корме...

Вчера гружу бидоны с молоком,

Девчата в будке после дойки стихли.

Ныряя зорким коршуном, легко,

Корреспондент летит на мотоцикле.

Ко мне подъехал,

Тормозя ногой,

Отвесил:

— Здравствуй! —

Попросил напиться.

Поправил чуб:

— Скажите, дорогой,

Как мне найти доярку-выпускницу?

Я пастуху:

— Зови ее, Игнат,

Корреспондент пожаловал до Ленки.

Корреспондент взял фотоаппарат

И Ленку ставит деловито к стенке...

Потом присел у будки в холодок.

Он из нее

Вопросами своими

Тянул слова,

Как тянут за сосок

Уже давным-давно пустое вымя.

А сам в блокноте все писал,

Писал...

Взглянул на солнце,

Закругляя дело.

Сел на «Ижа»,

И только пыль в глаза

Из-под колес

Игнату полетела.

Ко мне Игнат:

— Да черт его подрал,

Эт чем же Ленка отличилась наша?!

Наверно, тем,

Что часто по утрам

Коров-то доит за нее

Мамаша!

Надой велик,

А правды на пятак,

Хоть совесть поимели бы маленько.

И председатель,

Тоже мне,

Чудак!

Корреспонденту нахвалился Ленкой.

А ей лишь нужен двухгодичный стаж,

И по прямой дорожке аттестата

Она уедет в город

И...

Шабаш!

Как будто и ни в чем не виновата.

А что винить?

Ведь зуб больной —

Не зуб.

Прозрели, видно, от большой науки.

Вон,

Что дворец отгрохали им клуб,

Таких не купишь на блесну,

Как щуку...

Еще пример.

Соседушка моя

Уехала весною, понимаешь,

В Тамбов,

На курсы кройки и шитья...

И не вернулась —

Выскочила замуж.

Но вот одно я не могу понять,

Ты разъясни неграмотному деду:

Вот у меня живет в столице зять,

А отдыхать

В село опять же едет...

Твердит:

— Берет по родине тоска. —

Прошу — вернись!

Куда там,

Бесполезно.

На кой же черт нужна ему Москва,

Там без него министрам даже тесно...

Чем пыль с асфальта по утрам мести,

Но жить в Москве

И этим возгордиться, —

Куда важнее

Хлеб в полях растить —

Москва к столу без хлеба

Не садится...

Не сразу все осмыслишь и поймешь.

Всему свои загадки и разгадки.

Вот думает в деревне молодежь,

Что город, он —

Сплошная танцплощадка.

Нет!

Город — труд

До устали в крови

И толчея

У кассовых окошек!

А денег нету —

Губы не криви,

Здесь знает цену

Каждая картошка...

К постели вашей

В утреннюю рань

Не прибежит рассыльный из конторы...

И за окном хоть ливень,

Хоть буран —

Ты в цех явись в назначенную пору...

И лишний час не вырвешь на разгул:

То смена в ночь,

То аварийный вызов.

Одна забава щедрая

В углу,

Вечерний гость —

Товарищ телевизор.

Чужая ноша

Нам не тяжела,

А лишь своя

Особенно понятна...

Их тысячи —

Пришельцев из села, —

Отведав жизнь,

Разъехались обратно.

8

Поля, поля —

Ни края,

Ни границ...

Над колыханьем зреющего хлеба

На перезвоны голосистых птиц

Задумчиво облокотилось небо.

Родная Русь!

Костер мой голубой —

Веди меня дорогою столетий!

Какой, скажи, таинственной звездой

Ты зажжена для нас на этом свете?

Ни чернозем

И ни сосна,

Ни гриб...

Нам не открыли тайну ту доселе,

Ни запах меда

От цветущих лип,

Ни журавли,

Летящие в апреле.

Но нам вросли,

Окутанные в синь,

В живую грудь

Твои рассветы,

Горы...

Как жаль —

Душа не может отразить

Все это так,

Как светлые озера.

И мой отец,

Что на войне погиб,

Шел в смертный бой,

Но слышал сквозь метели

И запах меда

От цветущих лип,

И журавлей,

Вернувшихся в апреле.

И видел он

Рассвет в родном краю

И Петроград,

Колонны боевые,

И борозду колхозную свою,

Что им была проложена впервые.

Родная Русь! —

Костер мой голубой —

Веди меня дорогою столетий!

Какой, скажи, таинственной звездой

Ты зажжена для нас на этом свете?

Хоть я прошел сегодня много верст

И долгою дорогою измотан,

Но обойти я не могу

Погост —

Клочок земли —

Судьбу живых и мертвых.

Стоят березы,

Сторожа окрест,

Могильный мир —

Наш безысходный омут.

Над каждым сердцем

Руки вскинул крест —

Он крик души извечный по живому.

Ушедших лица

Заслонят года,

Повытопчут дожди на плитах имя.

Но из могилы на земле

Всегда

Им говорить,

Им говорить с живыми.

Мы помним их

По лицам городов,

Мы слышим их

По собственному сердцу...

Они кричат нам тишиной садов

И всем,

Что нам оставили в наследство.

Я здесь один.

И, слезы не тая,

Все обхожу могилы по порядку.

Вот спит мой дед,

Ему с Урала я

Навек привез

Железную оградку.

Он много жил,

Но мало колесил.

Где был рожден —

За барским плугом вырос...

Ровесник он

Некрасовской Руси

И ленинской России

Очевидец.

И он, старик,

На зависть молодым,

Скакал под красным знаменем в атаку.

И у колхозной первой борозды

Он в первый раз

От радости заплакал.

Проснись, родной,

Ты не забыл юнца?

Тебя, как видишь,

Не забыли внуки.

Я, помнишь, ждал на тополе отца,

А ты бранил

За порванные брюки.

За безотцовство

Ты жалел внучат.

А я отца,

Ты понимаешь, милый,

Не то чтобы живого повстречал,

А не нашел и на земле

Могилы...

На свете нет виновнее войны,

Как нет сильнее

Воли человечьей...

Но снова на груди у тишины

Ты слышишь,

Слышишь — грозы кто-то мечет?!

И вновь секиры точат палачу,

Хоть кровь еще на плахах

Не остыла...

Пока живу —

Я одного хочу, —

Чтоб знали мы отцовские могилы...

10

Рассветом ранним переполнен дом.

Давно не сплю,

Но глаз не открываю.

Там на Урале,

Под моим окном,

Теперь вовсю зазвякали трамваи.

И собрались ребята в душевой,

Как водится,

Пораньше до работы.

И спор кипит колючий,

Огневой

Про все дела людские

И заботы.

И все слилось в единую волну:

И острота,

И правда на пределе.

И Джонсона ругают за войну,

И хвалят пятидневную неделю...

Вот люковой.

Особенно речист,

Он Ильича читал спокойно,

Долго.

Да жаль,

Что он пока не коммунист —

Его хоть нынче избирай парторгом.

11

Давно заря растаяла в окне

Под гул машин,

Что пролетают мимо.

А я лежу в домашней тишине,

Я не пришел еще из коксохима.

Освободясь от скуки,

От стихов,

От пестроты и белизны бумажной,

Я где-то там хожу среди цехов

В спецовке тертой

И в ремне монтажном.

Запрыгали огни электросварки.

И, как всегда,

Торопко по часам

Мои друзья выходят из слесарки.

Они идут под звон стальных ключей,

Большие руки спрятав в рукавицы.

И золотое пламя от печей

Румянит им улыбчивые лица.

Нелегких дел монтажных мастера,

Чья роба колким потом пропиталась,

Вас ждут высоты,

Снова,

Как вчера...

И гордая рабочая усталость.

Тринадцать лет, как есть,

Из года в год

По гребням дней

Уверенно

И смело

Я с вами шел

Сквозь тысячу работ

И, как редуктор,

Грудь моя гудела.

Дымы катили к горлу гневный крик.

Но разумел я самое простое:

Что я с заводом

Сказочно велик,

А без него я —

Ничего не стою.

Придя с работы,

Яростно в ночи

Писал стихи о радости,

О грусти...

И знал одно:

Пусть мастер поворчит,

Но все равно в редакцию

Отпустит.

Хотя притом,

В меня нацеля взгляд,

Пытливыми словечками заденет:

— Бросай писать.

Сдавай-ка на разряд.

Тебе, наверно, не хватает денег. —

И обожжет меня до пят конфуз.

Мне нету льгот,

Как футболистам,

Скажем.

Кого винить?!

Коль папа-профсоюз

И тот забыл

О нас, поэтах, даже...

А нам нести за проходную песнь,

Рожденную от огневой работы.

Ведь все,

Что в сердце накопилось

Здесь, —

Не уместить в пузатые блокноты...

Невысказанность светлая души!..

Веди меня доверчивость

Не слепо.

В меня поверил

И сказал:

— Пиши! —

Большой поэт

Под кемеровским небом.

И я пишу,

И я пишу стихи.

За них готов любые вынесть распри.

И за свои незрелые грехи

Я, как Христос,

Порой бываю ра́спят.

Но правда будет,

Как всегда,

Чиста.

Мои с годами руки

Не ослабнут.

Настанет час,

И я сойду с креста,

Но этот крест

Перекую на саблю.

И никому в России не посметь

Меня обидеть

Без причины веской.

Мне только бы

Себя не просмотреть

За чаркой водки

Недругам в отместку.

Зажег костер —

Не пяться от огня!

Спокойным будь,

Как пуля в пистолете.

Учитель,

Не тревожься за меня,

Мы петухов должны дождаться третьих!..

12

У входа в клуб толпится детвора.

Зал переполнен людом до отказа.

Я в клуб вхожу,

Мне выступать пора.

Я у сельчан не выступал

Ни разу.

В душе качнулся робости прибой,

Хотя прошел хорошую проверку.

Я выходил на сцену,

Как на бой,

От города Тамбова до Анжерки.

Мне каждый здесь по-своему знаком,

От малыша

До древней повитухи.

И, знаю,

На счету у земляков

В плохих не числюсь,

Если верить слухам.

Где ты рожден —

Не хвастайся собой!

Я эту поговорку

Понимаю.

Вам обо мне расскажет здесь

Любой.

Расскажет все,

Чего и я не знаю.

И ни осанка,

Ни актерский жест

Мне перед ними

Не повысят цену.

И вот,

Какой на самом деле есть,

Как исповедник,

Вышел я на сцену.

И зал поплыл,

В стихи мои поплыл.

И зашептались травы,

Рощи,

Ветер...

Про женщину,

Которую любил,

Про девушку,

Которую не встретил.

Про дедову,

Про нынешнюю Русь,

Про дни войны,

Что сердце пронизали.

И тех ребят,

С которыми тружусь,

И земляков,

Что предо мною в зале...

Про борозды,

Ушедшие в зарю...

Про летний день словами говорю,

Что в детстве собирал,

Как землянику.

Мне тесен клуб.

Я вижу, как в бреду,

Вдруг закачались,

Расступились стены.

Вдали цеха,

Рабочие идут

По ржи

Из коксохима, из мартенов...

Им рожь о грудь стучится

На ветру,

Садятся робко бабочки на плечи.

Сельчан беру я за руки,

Беру,

И мы спешим товарищам навстречу.

Над головою голубеет высь,

И кажутся все дали голубыми...

А мы спешим,

А мы уже сошлись!

И я –

Звено единства между ними!

1966—1967