Бытование в народе хороших стихов, конечно, влияет на людей, на общественную атмосферу, на само время. Но люди и время – в свою очередь – влияют на стихи, на их восприятие и даже на воспроизведение.

Три года назад на традиционных Кедринских чтениях, которые регулярно, с конца 80-х годов, проводятся в Мытищинском историко-художественном музее, под конец программы слова попросила одна зрительница:

- Можно, я прочту кедринское «Приглашение на дачу»?

И Галина Григорьевна Митрофанова прочла это замечательное стихотворение нашего почётного земляка. Прочла наизусть и, что называется, с выражением. Более того, даже с некоторой театрализацией. Всего-навсего, в её руке обычный мобильный телефон, а срок действия устного приглашения кого-то из знакомцев Дмитрия Борисовича продлился более чем на 70 лет. Кукушки-то по-прежнему кукуют, и васильки всё ещё водятся в окрестностях подмосковного города Пушкино…

Совсем по-другому, но также по-новому классических кедринских «Зодчих» прочитал прошлой зимой один мытищинский старшеклассник. Это было на северо-восточной окраине Мытищ – в Леонидовке. На сцену местного культурного центра он вышел в старинной, подпоясанной рубахе, в портах и, кажется, в лаптях. А в руке держал разворачиваемый постепенно свиток. Чеканные строки как бы переносили слушателей во времена Ивана Грозного:

- Как побил государь Золотую орду под Казанью, указал на подворье своё приходить мастерам…

Вся баллада была прочитана мастерски, с большим уважением и сочувствием к безвестным владимирским зодчим. Лишь в одном месте молодой чтец отошел от оригинала, когда по ходу повествования возникла «непотребная девка», любовавшаяся чудо-храмом. По Кедрину, она стояла у Лобного места «с рогожкой своей». А мытищинец, родившийся на пороге ХХI века, переиначил строку. По его разумению, девка стояла «в рогожке своей». Значит, он решил , что представительница древнейшей профессии могла быть одетой в рогожку, а на самом деле у неё под рукой была подстилка…

Еще один пример тоже касается «Зодчих». Этот кедринский шедевр на праздновании 100-летия со дня рождения поэта в Мытищах замечательно озвучил профессионально подготовленный чтец Анатолий Шакиров. Он ни во что не переодевался, текст не переиначивал, но всю прямую речь исторического «благодетеля» воспроизвёл … с грузинским акцентом. Это было именно новое прочтение, намекнувшее слушателям на определенный второй план или подтекст трагического произведения. Но тут же надо отметить, что во время создания «Зодчих» и быстрой их публикации никто из официальных лиц и подумать не смел о возможных исторических параллелях. И в 1938 году она была напечатана трижды – в журнале «Красная новь» и в двух коллективных сборниках. Осталась эта баллада и в составе «Свидетелей», а уж эту-то дебютную книгу Кедрина, несколько раз пересоставлявшуюся, цензоры и критики изучали чуть ли не под микроскопом.

Есть своя история у кедринского стихотворения про подмосковную осень. Там-то никакой политики, никаких загадок нет. Правда, слушателям - особенно молодым – приходится объяснять, что до войны нынешний столичный район Перово был дачным посёлком, в окрестностях которого даже охотиться можно было. Но именно с охотой связано серьезное замечание одного весьма непростого читателя этого стихотворения – а именно Нобелевского лауреата Ивана Бунина. Много лет живя в эмиграции, он, тем не менее, ревностно следил за новинками советской литературы. В своих дополнительных «Автобиографических заметках», написанных не раньше 1947 года, Иван Алексеевич делился наблюдением, сделанным при просмотре июньского номера журнала «Октябрь» за 1946 год: «Недавно один из видных советских поэтов описал какого-то охотника, который идёт в лесу по «дёрну» и несёт «в ягдташе золотую лесу», это так же правдоподобно, как если бы он нёс в кармане собаку» . По сути – замечание справедливое. Ягдташ – охотничья сумка, но для трофеев типа рябчиков. И мне доводилось слышать «Подмосковную осень» с такой поправкой: «Несёт на плече золотую лису». Думаю, что это не лучший вариант. По-моему, важнее обратить внимание на то, что автор стихотворения с удачливым охотником отнесён к числу видных советских поэтов. Более того, в тех же заметках под огонь бунинской критики попали Горький и Есенин. Очень неплохое соседство. Поэтому есть предложение не трогать канонический текст, считать поэтической вольностью «лису в ягдташе» - подобно «гривастой львице» у Лермонтова.

Есть, однако, в кедринском наследии одна строка, которую просто необходимо исправить. Наверняка, в оригинале одного из кедринских шедевров, созданных в тяжелейшем 1942 году, всё было верно. Но при первой публикации «Алёнушки» в 1956 году кто-то из сотрудников редакции журнала «Звезда» внёс в текст нелепую правку. С той поры и стал гулять по книгам «ножичек сапожный». А ведь совсем не вяжется с «лихой силой» это наращивание уменьшительного суффикса. Конечно же, Дмитрий Борисович имел в виду засапожный ножик – разбойное оружие, которое можно было прятать и носить за голенищем сапога…

В завершение моих заметок о новых прочтениях Кедрина, связанных с культурной жизнью Мытищ, приведу пример особого рода. Здесь уже не о чтецах речь. Участник ЛИТО имени Дмитрия Кедрина поэт Николай Болотин наделен и композиторским даром. Многие свои стихи он исполняет под собственный гитарный акккомпонемент. А еще он сочинил целый цикл песен на стихи Дмитрия Кедрина. Они записаны на диск и сопровождаются буклетом, который оформлен рисунками мытищинской художницы Раисы Арефьевой. Так вот, стихотворение-предсказание «Когда кислородных подушек…» иллюстрируется там весьма загадочным рисунком. Мы видим одинокий могильный холмик с букетом роз и стоящую рядом высокую женщину в чёрном. Всё, вроде бы, в соответствии с текстом, где описано то, что может произойти, когда от могилы поэта уйдут участники похорон.

А между крестами погоста,

Перчаткой зажавшая рот,

Одета печально и просто,

Высокая дама пройдёт.

И в мартовских сумерках длинных,

Слегка задохнувшись от слёз,

Положит на мокрый суглинок

Весенние зарева роз.

Да, дама и розы есть, но неужели те, кто хоронил, не оставили никаких цветов? Значит, художница имела в виду не просто обычных людей и не просто розы. Опоздание на похороны - символ позднего признания заслуг покойного. Вспомним строки из «Приданого»: «Ах, медлительные люди! Вы немножко опоздали…» Вот и получается, что Высокая дама – это как бы сама Россия, лишь посмертно оценившая своего замечательного певца.

Благодаря рисунку Раисы Арефьевой мелькнул соблазн еще одного нового прочтения Кедрина – как автора «Стихов о Высокой даме», имея в виду Россию. Но это было бы и упрощением, и, в общем-то, снижением образа Родины, запечатленного в творческом наследии Дмитрия Борисовича. У него-то она и солдатка, и Алёна-старица, и даже просто Матрёна, которая «рожать здоровА была…»