Рассказ

Как-то раз, в пятничный вечер, Гена по кличке «Волчок» (достопримечательность нашего посёлка, балагур и приличная язва) засиделся в гостеприимном гараже Витька, у которого тоже была кличка – «Акула», данная по двум взаимодополняющим причинам. Первая, это собственно фамилия – Акулов, а вторая причина – необычайно широкая, мощная нижняя челюсть.

Разговор в силу перебора выпитого, шёл вяло. К тому же Витёк уже клевал носом во время неожиданно, как воздушные ямы, появляющихся пауз. Но расходиться обоим не хотелось, так как пятница – это святое, а в святое ни жёны, ни трезвость не допускаются. К тому же «Волчок», большой любитель поспорить, особенно насчёт политики и инопланетян, не допускал мысли о том, чтобы уйти без интеллектуальной победы над упрямым соседом, никак не соглашающимся признать своё поражение в споре о вероятности контакта его, «Волчка», с этими самыми инопланетянами.

Тут неожиданно в проёме двери появился сосед «Акулы» по гаражу Сергей. Он только что приехал с работы. Впереди два заветных выходных дня. На душе за трудовые будни накипело, и тянет поговорить.

– Здорово, славяне!

– И тебе не хворать, – привычно откликнулся «Волчок».

Поручкавшись с обоими, Сергей сразу спросил, что ещё надо взять, «дабы не угасить порыва», как говаривал незабвенный Веничка Ерофеев.

Хозяин гаража заметно оживился от «правильного», как он изволил выразиться, предложения, а «Волчок» со свойственным ему сарказмом спросил:

– А за что пить будем, молодой человек?

– Так сегодня же день погранца…

– Ну, а причём здесь ты?

– Как причём? Я на севере служил, – с задетым самолюбием, не без гордости заметил Сергей.

– М-м-да… На севере, говоришь? Ну, а ты хоть знаешь, где север?

– Ген, обижаешь…

– Ну, а всё-таки?

– Где, где…Вон там, – Сергей раздражённо показал, правда, немного помедлив, на северную стену гаража.

– Это ваше последнее слово?

– Да, – точно чиркнув спичкой, выпалил Сергей.

«Волчок» с насмешливой миной на лице прикрыл глаза, выдержал патетическую паузу и, плюнув на средний палец правой руки, торжественно поднял его к неподкупному бетонному небу… Сергей замер от неожиданности, а «Волчок», немного помедлив, с нарастающей победной усмешкой изрёк:

– Увы, юноша, север не там, а как раз в строго противоположном направлении. Говорю это вам, как старший товарищ.

Товарищ был, действительно, старше, хотя всего лишь на пять лет. Всё подавляющая уверенность, с какой это было сказано, озадачила Сергея. Ему, в общем-то, не хотелось спорить. Было просто желание выпить и поговорить по душам. Однако, тон, с которым «Волчок» начал с ним разговор, задел его за живое.

– Ген, ну, хочешь, я тебе дембельский альбом прям щас принесу?

– Неси…И водку не забудь. Да, здесь у нас оливки кончились некстати. Так что не в службу, а в дружбу, не сочтите за труд…

Сергей нервным шагом сорвался к дому, взлетел по лестнице на четвёртый этаж, с чертыханиями открыл капризный замок, с трудом отыскал дембельский альбом, взял из холодильника бутылку водки и заказанные оливки. Несомый ветром задетого самолюбия, он влетел в гараж и бухнул альбом на стол перед «Волчком».

– На вот, смотри!

«Волчок» медленно поднял свои тонкие, артистичные брови, способные выразить всю гамму презрения к новоявленному оппоненту и выдавил из себя через губу:

– А что я здесь, собственно, должен увидеть?

Серёга не утерпел и, раскрыв альбом, увлечённо начал рассказывать обо всех своих сослуживцах, о своём БТРе, о Баренцевом море, строганине, потешных «лапланах», северном сиянии… И так увлёкся, что не заметил, как «Волчок» демонстративно заснул. Заметив же, с досадой толкнул Фому неверующего в плечо. Тот, словно только этого и ждал, нарочито зевнул, растёр пальцами якобы заспанные глаза и ехидно вопросил:

– Ну, и где же здесь ты?

– Да, вот же… Вот БТР, а вот я – второй слева.

– Что? Вот этот стройный красавец?! Гм… Ну, положим, похож. Немного, но похож. Но из этого же совершенно не следует, что это именно ты. Мало ли на свете похожих людей, особенно в армии. И потом, если даже это, действительно, ты, то при нынешних технических возможностях сделать фотомонтаж – это же плёвое дело. Так что, как говаривал старик Станиславский, «не верю»… Может, что-то посущественней имеется, повесомей.

С последними словами «Волчок» положил альбом на правую ладонь и, точно взвесив несостояшийся аргумент, с презрительной усмешкой вернул его непризнанному погранцу-североморцу.

– Ну, Гена, – прохрипел сквозь зубы Серёга и, выпив залпом чуть ли не полстакана водки, наспех проглотил кусок «Докторской» и всё тем же нервным размашистым шагом метнулся домой. Через какие-нибудь десять минут он уже стоял в гараже в форме морпеха, лихо сдвинув чёрный берет на затылок.

Когда Гена воззрился на этот «парад», его брови поднялись на такую доселе незнакомую им высоту, что Серёге на миг показалось, будто бы у «Волчка» лоб от морщин почёрнел.

Дело в том, что после увольнения Сергея из армии прошло уже семь лет. Он подрос сантиметров на пять и прилично-таки поправился. Поэтому читателю не составит большого труда представить себе, как смотрелась дембельская форма на полюбившем пиво и хорошую плотную пищу Серёге. Не буду сдерживать воображение читателя излишними подробностями. Замечу лишь, что берет сильно смахивал на еврейскую ермолку, пришпиленную на большую тыкву, какие можно встретить только на выставке достижений народного хозяйства.

Насладившись неимоверной, убивающей своей выразительностью паузой, которой бы позавидовал сам Иннокентий Смоктуновский, «Волчок» со сдавленным смехом спросил:

– Ты зачем, изверг, мальчишку раздел? Небось, у палатки путается в твоих шароварах?

Лицо Сергея побагровело. Скулы свело. А ноздри стали смотреть, как ещё одна, добавочная пара глаз. И только он хотел высказать непрошеному экзаменатору всё, что о нём думает, как Витёк, который за всё время моральной экзекуции не проронил ни слова, вдруг поднял свои тяжёлые веки и по-хозяйски изрёк:

– Гена, кончай козлить…

Гена встал и с самым радушным выражением лица подошёл к бедной мишени своих насмешек, неожиданно обнял, преклонив голову на широкую грудь морпеха, и примирительным тоном сказал:

– Ладно, матрос, верю. Всему верю. Но что ради шутки не скажешь… А я сам на Новой земле служил. Так что, давай за нас, североморцев, выпьем. А этому сычу пока не наливай: он в Молдавии прохлаждался – персики, виноград кушал, когда мы с тобой с цингой боролись. У них, блин, застава из-за обжорства на последнем месте в округе была по физподготовке.

Витьку, конечно же, налили, но он даже не донёс стакан до рта, а завалился медленно набок, со слащавым выражением на добродушном лице. Видимо, ему уже снилась солнечная Молдавия: смуглые и смешливые молдованки, мамалыга и молодое вино.