Историческое сказание

Рассказывают, что прародина кара-майманов (черных найманов) – это верховья Черного Иртыша в Южном Алтае. Там в мест­ности Тас-Чокы – Лысая Сопка жил князь Солтон, от которого ве­дут род алтайские кара-майманы.

У Солтона было пятеро сыновей. Старший сын Бултаачы, за ним шел Боор, среднего звали Ак-Билек, еще был Апчы и самый младший Урат. Солтон и его сыновья состояли в подданстве Ой рот-Каана, чье государство было богатым и могущественным. Даже маньчжурский Эдиен-Боодо-Каан не осмеливался идти во­йной на ойротское государство.

Боор с малых лет выделялся среди всех детей ясным умом и хорошей памятью. Прослышал об этом мальчике Ойрот-Каан и по­велел отправить его в Тибет на обучение в монастырь, куда каж­дый год посылал богатые дары, ибо там изучали грамоту и науки одаренные дети всей ойротской знати.

С малых лет, кто говорит семнадцать, а кто и двадцать пять лет, постигал Боор под руководством ученых монахов премудро­сти, заключенные в древних священных книгах – судурах. Когда он возвратился на родину, то не было ему равных по уму и знани­ям во всей Ойротии. Звали его на службу ко двору Ойрот-Каана, но Боор отказывался. Говорил он:

– Нрав владык переменчив, не место при дворе подлинной му­дрости.

Как сложилась бы судьба Боора в дальнейшем из-за его упор­ства, мы не знаем, потому что в это время Ойрот-Каан умер. В его стране началась смута. Своевольные князья перегрызлись между собой – каждый хотел овладеть престолом, стать выше всех. Меж­доусобицы ослабляли некогда могучее ойротское государство.

Воспользовавшись смутой, стали совершать набеги в пределы страны соседи – казахские и халха-монгольские князья. Каждый стремился урвать свой кусок, подстрекаемый маньчжурским Эди– ен-Кааном. Словно алчные псы, терзали они страну, говоря:

– Остался табун без жеребца – кто его защитит? Остался народ без государя – кто его объединит?

Вслед за соседними племенами пришли в Ойротию войска маньчжурского Эдиен-Бодо-Каана, который спешил воспользо­ваться удобным случаем, чтобы покорить могущественного со­перника. Многие князья без боя сдавались на милость захват­чиков, желая сохранить свои богатства. Более всего страдал черноголовый простой народ. Огнем и мечом прошлись инозем­цы по стране. Жгли жилища, грабили скот и имущество, во множе­стве угоняли людей в рабство.

В эти тяжелые времена сыновья Солтона не склонили головы. Они взяли в руки оружие, собрали дружины и стали воевать с за­хватчиками. Однако силы были неравны. Как ни сопротивлялись ойротские воины чужеземцам, приходилось им уходить все даль­ше и дальше от своих исконных мест.

Кочевья Солтона тоже подверглись грабежу и разорению. Люди его рода стали разбегаться кто куда. Решил Солтон держать совет со своим старшим сыном Бултаачы, как дальше жить, что делать, как спастись, не попасть в рабство к захватчикам. Бултаа­чы уже отделился от отца, жил далеко, в другом месте, и вестей от него давно не было.

Старый Солтон оседлал коня и отправился в стойбище Булта­ачы, которое было в пятнадцати дневных переходах. Напрасно он ездил – никого не нашел, только пепелище увидел на месте стой­бища старшего сына. Ровно через месяц вернулся Солтон домой. Привязал коня к коновязи, упал на землю и заплакал горькими слезами, а сыновьям сказал:

– Только камни и холодную золу нашел я на месте стойбища Бултаачы. Видно, он давно ушел из тех мест. Не осталось от него ни следа, ни весточки. Не смог я узнать, куда подался Бултаачы, как у него судьба сложилась.

До сих пор неведомо, что случилось с Бултаачы. То ли ушел он в китайские пределы и принял подданство Эдиен-Боодо-Каана, то ли попал в плен к чужеземцам вместе со своей семьей и родичами, да так и сгинул на чужбине. Никаких известий о нем и его потом­ках не сохранилось в памяти людской.

Посоветовался Солтон с сыновьями и решил откочевать из этих мест, чтобы не погиб весь его род. Собрав самый необходи­мый скарб, ничего лишнего, и тех людей, что при нем были, дви­нулся Солтон с сыновьями в самые глухие места горной части Алтая, поближе к границам земель, которые взял под свою руку Ак-Каан – Русский царь.

– Пойдем на свет Полярной звезды, – сказал Солтон, – туда, где алтайская земля граничит с владениями Темир-Чаган-Каана, Же­лезного Белого царя, обоснуемся под его крылом. Может быть, там удастся сохранить свой род, воссоздать кочевья нашего народа.

Так и сделали. Поначалу укрылись они от врагов в Коротинской долине, в местности Турлу-Айры. Но и там не нашли они покоя. Не успели как следует обжиться на новом месте – явились вслед за ними монгольские войска Эдиен-Боодо. Отрядом командовал Эр-Чадак, сын богатыря по прозвищу Эзен Кривоносый. В свое время вместе с Боором Чадак учился в тибетском монастыре.

Среди людей ходили слухи, что Эр-Чадак был монголом. Так думали, потому что он был военачальником у маньчжуров. По правде же, он – настоящий алтай-киши из рода кыпчак,но иркиты считают его своим. Удостоился он такой милости маньчжурского каана потому, что первым добровольно перешел к нему на службу.

Когда принимали его в подданство, то спросили маньчжуры Эр-Чадака:

– Есть ли еще удальцы, такие как ты, на Алтае?

– Есть, – отвечал Эр-Чадак – это сыновья Солтона из рода кара– найманов. Все храбрецы и удальцы отменные, но самый нужный для вас – Боор. Я с ним учился в тибетском монастыре. Он там пре­взошел всех в науках, овладел всеми премудростями. Не только знает прошлое и настоящее, но и провидит будущее. Пока их не возьмете, не думайте, что Алтай будет вашим. Это особой добле­сти и ума люди, не дайте им уйти к русским! Иначе будет беда, все сорвется, тогда русские займут Алтай. Дайте мне достаточно во­йска, и я доставлю сыновей Солтона под вашу руку.

Потому и последовал Эр-Чадак за Солтоном и его сыновьями в Турлу-Айры, чтобы упредить их переход в подданство к Желез­ному Белому царю.

Когда отряд Чадака налетел на стойбище Солтона, его сыно­вья Боор, Ак-Билек, Апчы и Урат охотились в горах. Поэтому вои­ны Чадака смогли захватить старого Солтона и побить его людей.

Эр-Чадак велел Солтону призвать сыновей, чтобы они сдава­лись. Хотел взять их без боя. Старый Солтон не поддался ни на уговоры, ни на угрозы, не выдал он сыновей, не позвал их, чтобы спустились с гор и отдались в руки Чадаку.

Тогда Чадак приказал подвергнуть его пыткам. Но Солтон, не­смотря на свои годы, был тверд душой, не дрогнуло его сердце. Когда он почувствовал, что приходит конец, то, собравшись с си­лами, выкрикнул громким голосом четыре слова: «Бектен! Тык– тан! Агаш! Таш!» С тем и умер он, старец восьмидесяти восьми лет.

Враги подумали, что Солтон перед смертью позвал своих сы­новей. Приготовились они схватить братьев, как только те спу­стятся с гор на зов отца. Однако ошиблись они. Старый Солтон пе­ред своей кончиной дал наказ сыновьям, крикнув: «Укрепляйся! Укройся! Лес! Камень!»

Дошли до братьев последние слова отца, поняли, что наказал им Солтон готовиться к битве, укрываться в лесу, среди скал. Под­нялись сыновья Солтона еще выше в горы и спрятались среди не­приступных скал.

Чадак приказал вспороть грудь Солтона, вырвать печень и сердце. Когда воины сделали это, то увидели, что у основания жилы, которая в сердце входит, росли у Солтона волосы. Подиви­лись они на это чудо, но ничего не поняли.

Напрасно ждал Чадак, что братья с гор спустятся. Послал в горы своих лазутчиков, но не смогли они напасть на след братьев. Надежно укрылись они в горах и из своего убежища наблюдали день и ночь за муравьиной суетой во вражеском стане. Присут­ствия своего не выдавали. Вовремя уходили от лазутчиков.

Когда наступила ночь, воины Эр-Чадака разбили лагерь в доли­не, неподалеку от того места, где сейчас стоит село Каракол. Такое множество воинов привел Чадак, что, когда зажгли они костры, ка­залось, будто бы их столько же, сколько звезд на ночном небе.

Через несколько дней припасы у братьев кончились. Не оста­лось у них ни еды, ни курева. Приходилось терпеть. Воины Чадака перекрыли все ходы-выходы, сменяя друг друга, несли караул днем и ночью. Наконец, младший из удальцов Урат не выдержал и сказал:

– Голод я могу терпеть, но без курева совсем пропадаю. Спу­щусь в долину, может быть, разживусь чем-нибудь в стане врагов.

Нужно сказать, что Урат был знаменит не только своей силой и храбростью. Этот удалец был известен и тем, что мог взять там, где ничего не оставлял, да так ловко, что ни один сторож не заметит.

Сбросил Урат шубу и шапку, затянул потуже пояс и налегке спустился по тайным тропам, минуя стражу, вниз, в долину. Ни­кем не замеченный, пробрался он в стан врагов и стал расхажи­вать среди воинов, словно был одним из них.

Увидел Урат, что у большого костра люди толпятся. Подошел посмотреть, а там для каждого десятка, на которые был разбит отряд Чадака, мясо раздавали, чтобы воины ужин себе могли при­готовить. Урат, затесавшись среди прочих, пробился к раздатчику и ухватил с копья добрый оковалок мяса. Когда на него заворча­ли, что без очереди влез, гордо ответил, что его удальцы завтра пойдут сыновей Солтона в плен брать. Воистину не ведал страха сорвиголова Урат.

Припрятав мясо в укромном месте, снова стал бродить по ла­герю, размышляя, где бы разжиться куревом. Вдруг увидел он, что у богатого шатра сидит военачальник в шелковом халате, а слуга набивает ему трубку отменным табаком. Догадался Урат, что это сам Эр-Чадак. Смотрел Урат, как Чадак клубы дыма пускает, даже слюни у него потекли – так курить захотелось.

Подумал Урат, что Чадак его никогда не видел, и рискнул по­дойти к шатру. Улучив момент, когда снова нужно было набивать трубку, подошел к слуге и услал его с поручением, а сам сказал, что трубку господину будет набивать, пока тот не вернется. Набил Урат отборным табаком трубку и с поклоном подал Эр-Чадаку. Сам же сунул в карман кисет из желтого шелка и был таков.

Урат не только мясом и табаком разжился. Он ходил по лаге­рю, ко всему присматривался, к разговорам прислушивался, где караулы стоят, выведывал. Когда все вызнал, стал думать, как из лагеря выбраться. С большим куском мяса в руках трудно было незаметно миновать воинов, которые лагерь охраняли.

Подобрался Урат к расседланным лошадям, которых на ночь пастись отпустили, и взвыл по-волчьи. Всхрапнули лошади и в па­нике бросились в разные стороны. Поднялся в стане врагов пере­полох. Воины бросились ловить лошадей. В суматохе Урат уцепил­ся за хвост жеребца и выскочил. Так он выбрался незамеченным за пределы лагеря. Когда вернулся на вершину Бай-Туу, где братья прятались, все обстоятельно рассказал.

Сказал тогда мудрый Боор:

– Много воинов у наших врагов, окружили они нас заслона­ми, мышь с трудом проскочить может. Если выйдем днем на голое место у подножья горы, то Чадак нас обязательно схватит. Нужно сейчас, темной ночью, пока враги отдыхают, выбраться отсюда.

В тот же час тронулись братья кромешной ночью в путь. Неза­метно миновали стражу, про которую Урат все разузнал, обошли вражеский лагерь и вышли в открытую степь. Оставив врага по­зади, вскочили на лошадей и пустили их во весь опор. За ночь ми­новали они Туякту, Талду и Боштуу, уйдя к Шибилику.

Как только взошло солнце, воины Эр-Чадака обложили гору Бай-Туу со всех сторон. Эр-Чадак решил устроить облаву, видя, что сыновья Солтона не показываются. Боялся, что ночью братья мо­гут ускользнуть от него. Вооруженные воины перекрыли все про ходы среди скал, обшарили все ложбины и лесные чащи, в каж­дую пещеру и ямку заглянули. Дозорные высматривали беглецов со всех пригорков и перевалов, искали их на потаенных тропах, но следов братьев не обнаружили. Понял Эр-Чадак, что перехитрили его сыновья Солтона, ускользнули из ловушки.

Делать нечего. Пришлось Чадаку возвращаться восвояси, как говорят, не солоно хлебавши. Не удалось ему пленить сыновей Солтона и выдать их своему повелителю.

Уйдя от преследователей, Боор, Ак-Билек, Апчы и Урат собра­ли по пути оставшихся в живых людей своего рода и обосновались в верховьях реки Кеньги, в местности, именуемой ныне Яш-Агаш. Леса здесь были богаты непуганой птицей и зверьем. В густых зарослях во множестве водились лоси и маралы. Не зная отдыха, охотились братья с уцелевшими сородичами.

Когда убегали они от Эр-Чадака, то растеряли в пути остатки своего имущества. Теперь из шкур лосей и маралов сделали жи­лища, сшили одежду из меха когтистых зверей. Приготовили они много мяса и смогли благополучно перезимовать.

Наступила весна. За долгую зиму запасы подъели. Скота у них и в помине не было. Голодать стали. Однажды ночью по берегам Кеньгинского озера послышался волчий вой. Проснулись братья.

– Вот, даже волки завыли, – в сердцах сказал Урат, сглатывая голодную слюну, – не осталось на Алтае пищи ни людям, ни дико­му зверю. Все под метлу чужеземцы вымели.

– Нет, братья, – возразил вещий Боор, – это не волки воют. Это подкрадываются к нам воины Эр-Чадака, окружают, хотят в полон взять.

– Откуда здесь Эр-Чадаку взяться? – сказал Ак-Билек. – Что ему здесь делать, когда он знает, что ограбил нас до нитки? Нечем ему больше у нас поживиться.

– Не за нашим имуществом пришел Кривоносый, – сказал Боор. – Он за нами охотится. В плен к богдыхану увести хочет. Нужно немедля уходить отсюда.

Не поверили братья мудрому Боору, не смог он уговорить их пока не поздно спасаться бегством. Не послушались они Бо– ора и снова улеглись спать. Только вещий Боор не смыкал глаз, вслушиваясь в тревожную тишину ночи. Знал он, что не волки то воют.

Утром же, проснувшись, братья увидели, что воины Эр-Чадака окружили их стойбище со всех сторон.

– Ну, что, братья, сами видите, кто был прав? – сказал Боор. – Куда теперь денемся? Как уйдем из ловушки? Напрасно вы меня не послушались.

Молчали братья, опустив головы, не смея взглянуть Боору в глаза. Поняли они, наконец, что Боор не только возрастом, но и мудростью их превосходит. Ничего сами придумать не могли и сказали Боору:

– Как вы решите, так и будет. Впредь перечить вам не станем. Вы ведь за главного у нас. Говорите, брат!

– Будем держаться до темноты, – решил Боор, – а когда ночь на землю ляжет, уйдем потайными тропами, как раньше уходили.

Пробили они в стенках аила из коры лиственницы бойницы на все четыре стороны света, приготовили меткие ружья, порох и пули. Стали ждать штурма. Время шло, а воины Эр-Чадака не при­ближались, все стояли в отдалении, оцепив лагерь.

Когда солнце зашло за полдень, прибыл гонец от Эр-Чадака с посланием. «Боор, – писал Эр-Чадак, – знаю, что хочешь, как в про­шлый раз, извернуться да ускользнуть из ловушки. На этот раз темнота тебе не поможет. Мои заслоны ни тебе, ни твоим людям не миновать. Знаю, что будете вы храбро биться, да только напрасно много крови прольете. Предлагаю тебе и братьям сдаться без боя».

Долго молчал Боор, долго думал. Молчали и братья, ожидая его решения.

– Эх, надо же! – наконец воскликнул Боор. – Эл-гал! Гори оно все синим пламенем! Я эр – воин, никогда перед врагами головы не склонял, но, видно, на этот раз придется покориться силе. Бу­дем сдаваться, братья.

Ни Ак-Билек, ни Апчы возражать не стали. Только горячий Урат не согласился:

– Нужно биться до последней капли крови, чтобы честь своего рода не уронить. Что о нас люди говорить будут, если без боя по­коримся Кривоносому?!

– Ты не прав, Урат, – возразил мудрый Боор, – если бой примем, обречем на смерть неминуемую не только себя, но и всех людей нашего рода. Не пощадят воины Чадака ни стариков, ни женщин, ни детей малых. Всех их под корень истребят. Кому тогда наш род

продолжить? Какой прок от нашей смерти будет? Лучше сейчас покориться, жизнь людей сохраним, а потом будем думать, как от смерти избавиться.

Не нашел, что возразить на мудрые слова старшего брата ухарь-удалец Урат. Не стал больше спорить. Вспомнил он, что Боор может будущее предвидеть, согласился с ним.

Позвал Боор посланца Эр-Чадака и на том листе написал ответ: «Согласны сдаться, если самолично придешь на переговоры. Иному не бывать!» Вручил послание гонцу и отправил его назад в лагерь Эр-Чадака.

Чадак не замедлил приехать. Вошел в аил, как ни в чем не бы-вало, протянул Боору руку, вежливо поздоровался. Только в глазах его таилась усмешка.

– Что же ты, Боор, мое войско на солнцепеке столько томил, покориться не хотел? Знаешь ведь, что сила силу ломит. Мои воины уже терпенье потеряли, еле сдерживал я их, чтобы они на вас приступом не пошли.

– Нет, Чадак, – не остался в долгу Боор, – не ты своих воинов сдерживал, а наши меткие ружья да черный порох. Видишь ведь, что порох и пули у нас в достатке. Знаешь, большой кровью обошлась бы тебе схватка с нами.

– Что ж, – рассмеялся Чадак, – от хорошего мяса – хороший на-вар, от достойного мужа – достойное слово. Ну, теперь-то, думаю, дело сладилось?

– Ты, Чадак, Кривоносый сын Эзена, скажи, зачем сюда пришел? Нет у меня коня, которого дал бы мне твой отец, нет у меня даже рваной кошмы, которую дала бы мне твоя мать! Почему же ты преследуешь меня? Гонишь вдоль границ двух великих каанов, словно раненого марала, истекающего кровью? Что же тебе от меня надобно? Чего от братьев моих хочешь? Погибели нашей желаешь?

– Не за животом твоим пришел я, Боор, и ты это знаешь, – возразил Эр-Чадак. – Хочу я, чтобы вместе мы жили, чтобы в подданство Эдиен-Каана ты перешел вместе с братьями и людьми твоими, чтобы остались, как и прежде, мы одним народом, никогда не разлучались. Нет у меня против тебя злого умысла. Почему же ты уклоняешься – хочешь к русским уйти? Что доброго от них полу-чишь, склоняясь под руку Белого царя? Сам Эдиен-Боодо-Каан по-слал меня за тобой – хочет видеть тебя среди своих сыновей! Не ужели ты мне не веришь? Разве не обучались мы с тобой в одном монастыре? Не припадали к истокам вечной мудрости? Как я могу обмануть тебя?!

Много сладких слов говорил Кривоносый Боору и его братьям. Долго они сидели, разговаривали в самом сердце Алтая. Перемет­нувшийся к Эдиен-Боодо-Каану отступник по прозвищу Эр-Чадак, сын Эзена, и его пленник – славный сын алтайской земли, мудрый Боор. Предвидел он, что все по-другому будет, не так, как Криво­носый обещал. Так оно и вышло.

Вместе с пленниками отряд Эр-Чадака двинулся вверх по Чуе в пределы бывших земель Ойрот-Каана. Переправившись через реку Комду, вступили в земли монголов, но и здесь не останови­лись. Далеко завезли сыновей Солтона от границ владений Рус­ского царя, прежде чем определили их на жительство. Здесь-то и открылось коварство Кривоносого.

Повинуясь приказу Эдиен-Каана, Эр-Чадак велел братьям па­сти табуны лошадей, словно простым пленникам. Чтобы братья не могли общаться друг с другом, не могли побег замыслить, посе­лили их далеко друг от друга – на расстоянии дневных переходов. Оставили с ними воинов, чтобы караулить их.

Как только Эр-Чадак устроил все с Боором и его братьями, не мешкая, помчался ко двору Эдиен-Боодо-Каана. Принял его вла­дыка и стал спрашивать, как его повеление исполнено, всех ли братьев в полон взял и куда старый Солтон делся?

Рассказал Эдиен-Каану Чадак про то, как вспороли грудь Сол­тона, и нашли у основания жилы, которая в сердце идет, дивную вещь – волосы.

Услышав об этом, Эдиен-Каан понял, что Солтон и его сыно­вья – люди особенные, провидцы, обладающие отважными серд­цами, которые не будут прозябать в неволе, подобно другим плен­никам. И повелел он Эр-Чадаку:

– Нужно загодя умыслы сыновей Солтона упредить, чтобы они вреда нашему царству не учинили. Повелеваю тебе перегнать их вглубь нашей земли через жаркую пустыню на сорок дневных переходов. Чтобы бежать не смогли, прогони их несколько раз по прошлогодним шишкам, дабы ноги изранили, ходить не могли.

Два долгих года жили братья среди чужих племен в тяжелой неволе. Все это время, днем и ночью, думал Боор, как из плена вырваться. Только ничего придумать не мог. Сторожили его и лю­дей, с ним оставшихся, воины Эдиен-Каана. Не мог он с братья­ми свидеться, чтобы вместе что-нибудь придумать. Но не терял бодрости духа, повторял про себя: «Все сделаю, а убегу отсюда, не останусь во владениях Эдиен-Боодо, вернусь обратно в родной Алтай».

Однажды промелькнул для него луч надежды. Тайными тро­пами добрался до стойбища Боора человек от его брата Урата. Пе­редал посланец Боору такие слова:

– Брат мой, научился я делать порох. Когда мешаю его с жел­чью сурка-тарбагана, обретает он силу невиданную. Если заря­дить этим порохом ружье, то пуля пробивает ствол дерева до са­мой сердцевины.

Возликовал сердцем Боор, услышав добрую весть. Велел он гонцу, не мешкая, возвращаться назад и передать брату, чтобы он немедля приехал к нему совет держать.

Урат, обманув своих стражей, которые не так строго за ним до­глядывали, немедленно прискакал к Боору. Рассказал ему, как он порох делает. Стали они готовить огневой припас, порох смеши­вали с желчью тарбагана, лили свинцовые пули. Чуяли они, что к ним новая беда подкрадывается.

Неожиданно прибыл к ним посол Эдиен-Каана в сопровожде­нии слуги. Велел созвать в стойбище Боора всех братьев с их людьми. Когда все братья съехались, Боор устроил пир. Приказал резать баранов и кобылиц молодых, приготовить вдоволь араки покрепче. Когда посол насытился и вдоволь араки напился, объя­вил он, что привез добрые вести от Эдиен-Каана. Сказал, что каан склонил свое сердце к сыновьям Солтона и решил поселить их на жительство на хорошие земли, где всего будет вдоволь и для ско­та, и для людей. В подтверждение своих слов посол вытащил из– за пазухи своего шелкового халата свиток, скрепленный печатью правителя, и показал его всем присутствующим, но прочитать не дал. Снова спрятал на прежнее место.

Боор не поверил послу. Сердце ему подсказывало, что посла­нец Эдиен-Боодо-Каана что-то скрывает. Решил Боор узнать прав­ду. Велел принести еще араки и еды всякой, еще лучше прежней, чтобы соблазнить посланца на продолжение пира. Угощал он го­стя до поздней ночи, пока тот не свалился, упившись араки.

Хотел у него грамоту каана взять, да только при нем слуга не­отлучно находился. Пришлось унести гостя в отдельную юрту от­дыхать.

Боор велел Урату выкрасть у посла свиток, который тот дер­жал за пазухой. Пришел Урат в юрту, где посол отдыхал, а там слу­га сидит, глаз не смыкает, караулит. Что делать? Урат стал с ним разговоры разговаривать. Да так слугу заговорил, что тот не за­метил, как ловкач Урат незаметно бумагу у посла вытащил.

Вернулся Урат к братьям и передал свиток Боору. Прочитал Боор, грамоту и увидел, что не ошибся он – обмануть их хотел ко­варный посол. Эдиен-Каан, оказывается, приказал своему намест­нику, чтобы отправил он братьев, как опасных злоумышленни­ков, еще дальше вглубь китайской земли, в безводную пустыню, на верную гибель,

Рассказал Боор братьям, что написано в грамоте, и стали они решать, как быть дальше.

– Нужно убить посла и его слугу, – предложил Урат, – и сде­лать вид, что никакого приказа мы не получали. Спрячем их тела, а наши люди нас не выдадут.

– Убить-то мы их убьем, – сказал Апчы, который храбростью не отличался, – а когда Эдиен-Каан сюда войско пришлет, что де­лать будем?

– Ваше слово последнее, брат, – сказал Ак-Билек, – сами решай­те, что делать, как поступить.

– Да, посла нужно убрать, – решил Боор, – но затем следует, не мешкая, уходить отсюда. Пока каан догадается, что его посол про­пал, мы уже далеко уйдем. Если воины Эдиен-Каана нас настиг­нут, сражаться будем. Нужно побольше пороха и пуль сделать, еды в дорогу запасти. Тебе незваных гостей кончать придется, Урат, сам того хотел.

Взял Урат кованое бронзовое стремя и вошел в юрту, где посол спал. Видит, слуга, наконец, тоже уснул. Подошел он к спящим и ударил одного и другого по темени, прикончил их без крика и без шума. Вернулся и сказал Урат братьям, что все выполнил. Тогда Боор приказал:

– Отберите в табунах лучших скакунов, чтобы у каждого из на­ших людей по две подмены было. Перевяжите им языки конским волосом и отпустите их в степь, чтобы они траву щипать не смогли,

лишний жир сбросили, к долгой скачке готовы были. Режьте ко-молых жирных кобылиц, вяльте мясо на солнце. Маток и жеребят не трогайте, чтобы шум не поднимать. Вокруг нас стража рыщет. Если кобылицы жеребят ржанием призывать будут или жеребята маток станут разыскивать, маньчжурские воины догадаются, что мы замышляем. Не должны они знать, что мы бежать собираемся. У посла извлеките желчь и смешайте с порохом, а тела предайте огню и пепел по ветру развейте, чтобы следов от них не осталось.

Братья так все исполнили. Когда испытали порох, смешанный с желчью посла, то пуля, из ружья посланная, пробила ствол дерева насквозь.

Прошло несколько дней. Кони, которым языки перевязали, лишний жир сбросили, животы их подтянулись, словно обручами стянутые. Боор назначил день побега.

Велели братья своим людям только самое необходимое иму-щество во вьюки паковать, малых детей в люльки положить и по-крепче к седлам приторочить. Едва к вечеру со всем управились. Хотели переночевать и с утра в путь тронуться. Но сердце Боора беду почуяло.

– Нужно спешить, братья, – оказал Боор, – слышу конский то-пот, дыханье сотен всадников, чую, что каан к нам своих воинов послал. Не будем ждать до утра, сейчас же выступать нужно.

На этот раз братья не стали спорить с вещим Боором. Не стали ждать рассвета, тронулись в путь темной ночью. Поскакали они на свет Полярной звезды, в ту сторону, где владения Белого царя были. Долго мчались, нигде не останавливаясь. Наконец, достигли берега широкой реки с незаметным течением. Эта была река Комду.

Никто не знал, где брод здесь есть, где опасные водовороты, в которые всадника с лошадью затянуть может. Стали думать, как переправиться через незнакомую реку, когда в темноте уши коня не разглядишь.

– Ищи брод, Апчы, – сказал Боор.

Апчы, хотя и не очень храбрый был, но не было ему равных, если нужно в незнакомой реке брод найти, в горах проход в скалах отыскать и слух он имел отменный – мог, ухо приложив к земле, услышать дальний шум и топот. Вынул он из-под седла сухую ветку, зажег ее и бросил в воду. Посмотрел, как она плывет, как ее течение крутит. Отмечал, где водовороты на реке, где течение медленнее, где глубоко, а где мелко. Выбрал Апчы место для переправы и послал коня в воду.

Когда копыта коня ото дна оторвались, бросил поводья Апчы – добрый конь сам знает, где ему легче плыть. Другие за ним стали переправляться и то же сделали. Когда на другой берег выбрались, Боор велел пересчитать людей, все ли целы остались. Все переправились благополучно. Только у одного всадника люлька с младенцем оторвалась от седла и упала в воду.

– На такой переправе потерь не избежать, – сказал Боор, – это-го младенца духи реки к себе взяли. Да будет эта жертва во благо, пусть удачу нам принесет. Искать младенца в темноте бесполезно. Едем дальше.

Не стали они на берегу задерживаться, поскакали дальше. Ехали без остановок всю ночь и половину следующего дня. Только в полдень остановились на отдых. Стреножив лошадей, пустили их пастись, сами немного поели. Боор приказал Ак-Билеку, который был искусным кузнецом, выковать восьмигранный железный прут. У Ак-Билека с собой всегда походные меха имелись и инструмент необходимый. Он быстро и так искусно отковал восьмигранный прут по просьбе брата, что все диву дались.

Боор взял прут, воткнул его в землю и наклонил в ту сторону, откуда погоню ждали. На конец прута насадил кусок сырого мяса, которое кровью истекло. С удивлением смотрели на Боора братья и ничего не понимали. Однако спрашивать и сетовать, что они зря время потеряли, никто не стал. Убедились: мудрый Боор ничего не делает без причины, все его дела им во благо будут.

Когда Боор свое дело сделал, снова пустились в путь. Скакали без остановок, пока не достигли мест, откуда берет начало могучая река Чуй. У истоков реки увидели две лысых горы, на которых леса совсем не было. Горы эти возвышались над степью прямо друг про-тив друга, и расстояние было между ними на полет стрелы. Хотели остановиться на отдых у подножья горы, но Боор не позволил:

– Не время коней расседлывать, не место костры разводить. Чувствую я, что погоня настигает нас. Слышу приближающийся то-пот копыт, ржание лошадей, тяжелое дыхание всадников. Подни-майтесь на гору, укрепляйте лагерь. Здесь придется бой принимать.

Едва успели подняться на вершину горы, стенку из валунов со-орудить, как вдали, на горизонте, поднялась туча пыли. Это скакали воины, посланные на поимку беглецов маньчжурами. С глухим топо-том приближались всадники, размахивая кривыми саблями. Во главе скакал заклятый враг братьев, коварный Эр-Чадак Кривоносый.

Когда Чадак увидел, что братья успели на вершине горы укре-питься, не стал он посылать своих воинов на штурм. Знал, что много крови прольется – все братья меткие стрелки и отважные воины. Решил он взять их измором, подождать, когда у осажденных еда кончится, запасы воды иссякнут. Когда же все ослабеют от голода и жажды, то можно брать их голыми руками.

Приказал Эр-Чадак своим воинам разбить лагерь на склоне другой горы, чтобы можно было за беглецами наблюдать. В степь послал дозоры, чтобы никого из беглецов не упустить, если они к ручьям за водой захотят спуститься.

Вышел на склон горы Чадак и крикнул:

– Эй, Боор, что ты мне за загадку загадал? Зачем восьмигран-ный прут с куском мяса в землю воткнул?

– Разве ты, сын Эзена, все забыл, чему нас в монастыре мудрые монахи учили? Неужели ничего не понял?

– Признаюсь, твою загадку не разгадал я, хотя целый день там простоял. К чему ты все это затеял?

– Да к тому, – рассмеялся Боор, – чтобы ты день потерял, дал нам время свой лагерь укрепить. В чистом поле нам сражаться с тобой не с руки, слишком мало нас против твоего войска.

Обозлился Эр-Чадак, что Боор его так провел, а братья и все остальные еще раз подивились мудрости своего предводителя. Тогда решил Кривоносый тоже на хитрость пойти. Велел он своим воинам разжечь костры, мясо варить и людей Боора едой дразнить, холодной свежей водой приманивать.

– Не хотите ли с нами жирного мяса поесть? – кричали воины Чадака беглецам. – Не хотите ли чаю с талканом напиться?

На хитрость умный Боор ответил другой уловкой, стараясь об-мануть врагов. Велел он нацедить полное ведро лошадиной мочи, а в мешок из-под талкана порох насыпать. Вышел он на склон горы и стал на виду у маньчжурских воинов мочу из ведра плескать, приговаривая, что воды у них вдоволь – не жалко на землю вылить. Потом поднял мешок с порохом и крикнул:

– Эй, вояки, когда у вас талкан закончится, приходите к нам, мы с вами поделимся!

Призадумался Чадак, когда все это увидел. Решил, что и впрямь у беглецов запасов много, придется много дней осаду держать. У его войска тоже припасы могут кончиться, как тогда назад возвращаться? Если от голода и жажды ослабеют, как с удальца– ми-сыновьями Солтона сражаться будут? Решил он дело побыстрее закончить, замыслив очередную хитрость.

Предложил Эр-Чадак вещему Боору выйти на поединок, один на один сразиться. Кто победит, того и верх будет. Если Чадак Боора убьет, его люди должны будут без боя покориться. Если же Боор победит, то маньчжурские воины ему дорогу откроют, без урона отпустят. Боор согласился, потому что у беглецов еды совсем не осталось, последние капли воды допивали.

Договорились они, что завтра на рассвете каждый станет на условленном месте, на склоне горы на расстоянии выстрела. Будут пытать свое счастье, искать воинскую удачу.

У Чадака был свой замысел. Эдиен-Каан пожаловал ему желез-ный панцирь, который ни одна пуля пробить не могла. Поэтому Кривоносый выйти на поединок не опасался. Он был уверен, что Боор про его хитрость не знает. Однако он жестоко ошибся.

Провидец Боор позвал к себе в палатку Ак-Билека, который был самым искусным стрелком, не знающим промаха. Сказал брату Боор:

– Я знаю, что Эр-Чадак выйдет на поединок в железном панцире, который ни одна пуля не возьмет. Он уверен в победе. Поэтому предложил мне первому стрелять, чтобы я не отказался от поединка. На его хитрость мы должны ответить своей. Ты умеешь самых осторожных тарбаганов скрадывать. Ночью спустишься вниз и затаишься поближе к тому месту, где Чадак будет стоять. Слушай внимательно. В грудь Чадаку, знаешь, стрелять нельзя. Будет у него только одно уязвимое место. Когда он ружье вскинет к плечу, пан-цирь приподнимется и пупок откроется. Ты должен туда прицелиться и не промахнуться. Нам нужно выстрелить одновременно, чтобы воины его ничего не заметили. Как только я крикну: «Эй, Чадак, держи мою пулю!», – ты сразу стреляй. Смотри, не промахнись! От этого выстрела судьба всего нашего рода будет зависеть.

Вечером Ак-Билек велел обернуть себя сухим камышом, чтобы на желтой траве незаметным оставаться. И затаился неподалеку от того места, где на восходе солнца Чадак должен был встать.

Зарядил он ружье порохом, смешанным с желчью посла. Думал: если в пупок врагу не попадет, то такая пуля и железный панцирь пробить сможет.

Наступило утро. Едва над вершинами лысых гор поднялось солн­це, вышел из своей палатки Боор и стал на условленное место. То же и Чадак сделал. Панцирь его был скрыт под шелковым просторным китайским халатом, расшитым золотом. Позади своих предводите­лей, на безопасном расстоянии, усеяли склоны гор их воины.

Прицелился Боор и ждет, когда Чадак ружье вскинет. Как толь­ко Эр-Чадак приклад к плечу поднес, крикнул Боор: «Эй, Чадак, держи мою пулю!» Два выстрела слились в один – Боора и Ак– Билека. Пошатнулся Чадак и упал навзничь, наповал сраженный пулей. Так до сих пор и неведомо: то ли Ак-Билек в пупок попал, то ли пороховой заряд, смешанный с желчью слуги Эдиен-Боодо– Каана, помог железный панцирь пробить.

В стане маньчжуров раздались крики отчаяния, когда воины увидели, что Боор сразил Чадака, который носил непробиваемый железный панцирь.

– Горе нам! Горе нам! – вопили воины. – Ждет нас казнь лютая за то, что не смогли мы славного Эр-Чадака от гибели уберечь. Не про­стит нам Эдиен-Каан, что у нас на глазах погиб его военачальник, которого он за доблесть Железной Грудью – Тёшу-Маатыр называл.

Крикнул Боор громовым голосом, перекрыв шум и вопли во вражеском стане:

– Слушайте, воины! Ваш предводитель, хваленый Тёшу-Маа– тыр, чтимый вами, сражен моей пулей! Удача нас нашла. Освобож­дайте нам путь, как уговорились.

Делать нечего. Свернули маньчжурские воины свои палатки, погрузили на коня тело командира и поехали назад, навстречу своей судьбе, поклявшись, если в живых останутся, никогда не хо­дить войной на Алтай, где такой богатырь, как Боор, живет, пули которого железный панцирь пробивают.

Сыновья Солтона тоже, не мешкая, снялись с места и отпра­вились в путь-дорогу. Тяжел был их путь по безлюдной Чуйской степи, где не могли укрыться всадники от лютых ветров. За эти страшные дни все так ослабели от голода, что еле ноги передви­гали. Некоторые не выдержали лишений и навсегда остались в чу­жой земле.

Когда смерть им в глаза заглянула, приехали они к ручью, бе­рега которого были из белой глины. Там Боор еще раз спас сво­их сородичей, проявив мудрость. Вычитал он в старинных книгах, что белую глину в крайних случаях есть можно. Велел он своим людям воду взмучивать и пить этот раствор, чтобы хоть немного сил обрести, дабы продолжить путь.

Послушали они доброго совета, стали воду с глиной пить, и по­немногу голод их отпустил. Боор, как мог, подбадривал людей. Го­ворил, что чувствует скорую перемену в их судьбе. И снова сбы­лось предвидение Боора. Назавтра в полдень увидели беглецы вдали озерцо с изумрудными берегами. А возле воды – матерого марала-рогача. Остановились они, не веря своим глазам.

– Смотрите, люди, – сказал Боор, – это Небо посылает нам спа­сение. Небо дает нам знак, что судьба будет к нам благосклонна. Если убьем марала, все спасемся, У нас осталась одна пуля. Я сам пойду к озерку, а вы здесь оставайтесь.

Повалились измученные люди на землю, а Боор спешился и стал ползком подкрадываться к маралу, сливаясь с землей. Вскоре пропал Боор из виду. Долго ждали люди, последнюю надежду на спасение потеряли. Вдруг увидели, что в воздух поднялась струй­ка дыма, от озера звук выстрела донесся, а марал упал как подко­шенный. Откуда только силы взялись. Поспешили люди к озерку.

На зеленую траву возле воды пустили пастись лошадей, а сами к Боору бросились. Он успел освежевать марала, а из печени шаш­лык поджарить. Закричали все, почему так мало еды приготовил. Самые нетерпеливые ножи вытащили, хотели марала пластать, чтобы мясо на углях жарить, но мудрый Боор им не позволил:

– Вы долго голодали и желудки ваши ссохлись как крепко сжа­тый кулак. Если сейчас много мяса съедите, никого в живых не останется.

После этих слов опомнились люди, успокоились. Боор разре­зал печень марала на кусочки величиной с ноготь и всем раздал. Следил, чтобы не глотали печень, а сосали, как младенец соску, тогда все обойдется.

Несколько дней отдыхали люди и кони возле озерка, где ма­рала встретили, сил набирались. Потом, сытые и повеселевшие, дальше в путь двинулись. Вскоре показались сверкающие ослепи­тельным блеском в лучах солнца снежные вершины священных гор. Коснувшись подножья Катунских Столбов (горы Белухи) копытами своих коней, сыновья Солтона миновали Оймонскую долину, перевалили через Теректинский хребет и попали в долину реки Урсул. Росли здесь густые травы, текли прозрачные ручьи и речки полные рыбы, в лесах было множество зверя и птицы. Многие захотели в этом месте обосноваться. Пришли к Боору и спросили – так ли они думают, правильно ли это будет? Отвечал им мудрый Боор:

– Хороша здесь земля, однако спешить не будем. Вспомните, как в этих местах мы хотели свои стойбища ставить, сколько раз враги нам неисчислимые беды приносили? Остановимся здесь и будем ждать знамения. Небеса подадут нам знак: здесь ли оставаться или в другое место идти. – А какой знак – не сказал. Известил лишь всех, чтобы замечали они необычное и об этом ему рассказывали.

Провели они на берегу Урсула много времени. Кони их стали гладкими, люди тоже поправились, повеселели. Но не было у них настоящей радости – не знали, где придется им обосноваться, чтобы жить-поживать, своих детей растить, близких земле предавать.

Однажды пришел к Боору пастух и сказал, что первый раз видит, чтобы буланая кобылица принесла сразу двух жеребят. От других он слышал: такое случается очень редко. Похвалил его Боор за эту весть и объяснил всем, что это и есть знамение. Собрались люди посмотреть на кобылицу с жеребятами. И вправду жеребята уродились необыкновенными. Всего несколько дней им от роду было, а они уже через спину матери перескакивали.

Сказал Боор, что это и есть то знамение, которого он ждал. Опять не поняли люди глубин мудрости Боора. Не понимали, как буланая кобылица или жеребята-двойняшки могут помочь им определиться на жительство. Объявил им тогда мудрый Боор:

– Загоните кобылицу и жеребят в реку Урсул и отпустите, не мешайте им. К какому берегу поплывут, туда и нам идти, на жительство становиться.

Так и сделали. Завели кобылицу в воду, чтобы ее копыта дна не чувствовали и отпустили. Буланая кобылица сразу поплыла к дальнему берегу, невзирая на сильное течение и холодную воду. На ближний берег даже не оглянулась. За нею жеребята последовали. Вылезла кобылица с жеребятами на берег, фыркнула несколько раз, звонко заржала, встряхнув гривой, и стала щипать луговые травы. Тогда все люди за ними последовали.

Вместе с сыновьями Солтона из маньчжурского плена бежали не только сородичи – кара-найманы, но также мандитодоши, тёёлёсы, иркиты, соёны и другие. Когда все переправились в Кара– кольскую долину, собрал людей мудрый Боор и сказал им:

– Нам послан знак свыше, что отныне мы должны в этих ме­стах жить, как один народ-юрт. Поэтому должны мы забыть преж­ние распри, если они были, не омрачать этих благословенных мест враждой и раздорами. Всем вместе предстоит защищать нашу новую землю-родину от захватчиков, если они осмелятся сюда придти.

Обрадовались люди, что пришел конец их скитаниям. Хоте­ли было жилища ставить, обустраиваться, но опять мудрый Боор остановил их:

– Мы нашли место, которое нам нравится. Но чую, что враги нам спокойно жить не дадут. Алчные маньчжуры и сюда доберутся. Нам нужно переходить под руку Белого царя, чтобы воцарились в этих местах мир и" спокойствие. Собирайтесь все и поедем в Аба-Туринский острог, где будем шертовать – клятву на подданство принесем. Русский царь нас рабами не сделает, как маньчжуры и казахи гра­бить не будет. Будем жить под его рукой в мире и согласии.

Через некоторое время со всеми чадами и домочадцами при­ехали они в Аба-Туринский острог, на месте которого ныне город Новокузнецк стоит. Здесь Боор опять свою мудрость показал. Когда сыновья Солтона пришли к воеводе Аба-Туринскому, тот спросил:

– Чего так запозднились, только что пришли? Все люди, ко­торые хотели к Белому царю в подданство перейти, уже давно шерть испили. Живут в пределах, нами оговоренных. А как с вами быть, я не знаю.

– Мы бедные люди – отвечал Боор, – нас всего сорок две семьи. На всех одна корова и один топор. Издалека мы шли. Разве можно было идти с малыми детишками на руках, когда по пути пропита­ние добывать приходилось? Хотим мы губернатора видеть, кото­рый в Томске сидит, на подданство присягнуть.

Мудрый Боор заранее велел укрыть лошадей, чтобы перед во­еводой оправдаться и не выдать, что они в плену у маньчжуров побывали. Предвидел он, что русские власти могли их не принять, если бы узнали, что они в плену были, от Эдиен-Боодо-Каана убе­жали. Ссориться с Эдиен-Кааном из-за беглецов русские власти не стали бы.

Подумал воевода и согласился с Боором. Послал гонца в Томск, откуда через несколько дней губернатор со своей свитой пожало­вал. Призвал Боора с братьями и спросил:

– Где ты со своими людьми жить будешь? На каких землях охо­титься? Нужно обозначать пределы ваших земель, чтобы вы с со­седями не ссорились, распрей-драк между вами не было.

– Жить мы хотим, если позволите, – отвечал Боор, – отсюда, от границ черневых лесов, до истоков Катуни. Охотиться будем в го­рах и лесах, что протянулись до Аракана, который со склонов Ка– тунских Столбов по ту сторону течет.

– Быть по сему, – ответил губернатор, – мы согласны. Об этом решении оповестим китайского Эдиен-Боодо-Каана, а также ка­захских и халха-монгольских владетелей. Предупредим их, чтобы они границ ваших земель не переступали и никакого беспокой­ства вам не чинили. Если же они зло умыслят, то у Белого царя вы защиту найдете. Живите отныне с миром. Сегодня вы должны бу­дете шерть испить на верность Русскому царю.

К вечеру выстроился на площади Аба-Туринского острога от­ряд казаков при оружии. Сюда же губернатор с воеводой и другими начальниками пожаловал. Первыми приняли присягу на верность сыновья Солтона. Вышел вперед Боор и, принося слова присяги, поцеловал свой Судур-Бичик, а затем ствол верного ружья. За ним остальные последовали. У кого ружье было, тот ствол целовал. У кого ружья не было, тот к клинку сабли прикладывался. А смысл этого целования был таков: люди клялись, что никогда на русских ружье свое не направят, никогда саблей не замахнутся.

Когда все присягнули, сказал губернатор на прощание:

– Живите, где сказано. Эти земли отдаем вам на веки вечные, и да будет мир с вами!

С тем он уехал назад, в Томск, а люди Боора еще некоторое вре­мя неподалеку от Аба-Туринского острога жили на Чумыш-Байат– ской земле. Воевода им припасов дал, чтобы они подкормились. По весне Боор с братьями стали кочевать на юг в сторону Кан– Каракольской, облюбованной ими Урсульской землицы. Когда, пе­реправившись через реку Бий, вошли они в пределы отведенных им земель и постепенно через Катунскую долину достигли реки Урсул, стали братья совет держать, кому где поселиться.

Боор, как старший в роду, обосновался в центре Караколь– ской долины. Дальше, вниз по течению, разбил свое стойбище Ак-Билек. Апчы выбрал место в долине широкой, на берегу реки Урсул – очень ему красота тех мест приглянулась. Решили братья поближе друг к другу держаться, чтобы можно было помочь, если нужда пристанет. Только своевольный Урат по-своему решил.

Когда из плена бежали, этот удалец, оказывается, успел при­смотреть себе красивую девушку в Оймонской долине. Сказал он братьям:

– Не смогу я на одном месте жить, в Каракольской долине про­стора нет. Поеду в Оймон, на границу, где меня невеста ждет.

Нравом своим Урат совсем не был похож на остальных бра­тьев. Очень легкий у него характер был. Прихвастнуть любил. Как говорят, никогда охулки на руку не положит. Да еще наряжаться он любил. Одежда его ото всех отличалась. На стремена он под­весил звонкоголосые бубенчики – шикширге с яркими шелковы­ми кисточками на концах. Такие же бубенчики и кисточки на пояс себе нашил. В седле ли он ехал, пешком ли шел, вокруг малиновый звон раздавался. Услышав его, говорили люди: «Вот и Шикширге– лю красавец Урат к нам пожаловал». При всем том был он храбр и верен своему слову.

Стали братья на новых местах обживаться. Пришла пора се­мьями обзаводиться. Первым должен был зажечь свой очаг Боор. Узнал он, что в Бешской долине живет знатный человек из рода тодош. Звали его Чой-Намкай. Решил он к его дочери свататься. Правда, говорили люди, что девушка была с изъяном – немного не в своем уме, хотя и красавица писаная.

Когда Боор приехал в стойбище Чой-Намкая и объявил о своем намерении, отец девушки удивился и сердито спросил:

– Не поиздеваться ли ты над старым человеком приехал? Раз­ве ты не знаешь, удалой молодец, что моя несчастная дочь с изъ­яном? Неужели ты не мог найти себе другую невесту?

– Не сердитесь, уважаемый отец, не смеяться я над вашей бе­дой приехал, а с добром. Давным-давно, когда я учился в тибет­ском монастыре, один гадальщик предсказал мне, что я стану мужем вашей дочери, буду с нею детей растить. Прошу, не препятствуйте, против судьбы не идите, дайте согласие на свадьбу ва­шей славной дочери!

Однако не мог поверить старый Чой-Намкай, что такой славный человек из крепкого рода-племени кара-найманов действительно хочет взять в жены его дочь. Решил он испытать Боора. Сказал:

– Если хочешь стать моим зятем, вот тебе ствол ружья, сделай к нему приклад. Старый давно сломался, а ружье это доброе.

Сам же думает: «Посмотрю, какой приклад Боор сделает. Если простой да незатейливый, как для обычного ружья, значит, нет у него серьезных намерений. Если постарается и искусный приклад сделает, отдам за него дочь».

Вернулся Боор домой и сразу пошел на охоту. Целый месяц он по тайге ходил, высматривал марала с самыми развесистыми ро­гами. Выследил, наконец, красавца-рогача. Дивились люди на кра­соту маральих рогов, которые Боор добыл, никогда таких ветви­стых не видели.

Нашел Боор кусок сухого кедра. Сел в юрте и стал из душистой древесины ухватистый приклад вырезать. Получился у него та­кой приклад, что словно сам в руку ложился. Стал Боор маральи рога резать и обтачивать. Из кусков выложил на ложе приклада чудесные узоры. Когда прикрепил ствол к прикладу, получилось такое ружье, краше которого ни у кого на всем Алтае не было.

Поехал Боор к Чой-Намкаю и почтительно вручил ружье бу­дущему тестю. Очень понравилось старику рукоделие Боора. Убе­дился он, что у молодца помыслы чистые, намерения серьезные. Не стал больше препятствовать свадьбе.

Зажили молодые в Каракольской долине, своих коней к одной коновязи привязывали, у одного очага время коротали. Родила Боо– ру жена двух сыновей. Старшего назвали Конко, а младшего Чокон.

Когда люди обжились на новом месте, умножились их стада, дети, что с ними пришли, выросли и другие народились, заметил Боор: уж очень часто они старую землю-родину вспоминают, Ре­шил он, что пришла пора новую Родину освятить.

В месяц большого молока, когда запестрели яркие цветы на лугах, а деревья в лесу оделись в зеленый наряд, когда птицы строили гнезда, песнями заливались, когда кукушка в первый раз прокуковала, оповещая всех, что после суровой зимы пришла вес­на и наступают дни благодатные, собрал Боор весь народ. Привел людей на вершину Куу-Туу. Налил до краев в большую пиалу ко-быльего молока. Опустил ложку в молоко и брызнул белыми ка-плями на восток, потом на юг, на запад, и на север. Еще раз брызнул, принеся жертву Солнцу и Луне, духам земли и вод Алтая.

– Затем сказал Боор такие слова:

– О шестиглавый Албаган! О двенадцатиглавый Олбуган! О две-надцать Белых Скал, вздымающихся к небу сияющими вершинами у Истоков Черного Иртыша! О Земля, откуда все мы вышли и где начало наше лежит! Не суждено нам к вам вернуться. Этим молением мы с вами прощаемся. Отныне наша Родина будет здесь! На эту землю призываем мы ваше благословение и все доброе, что осталось на старой Родине. Взрастет наш народ сильным и славным. Наш отец, Солтон, не дожил до этих дней. Принял он мученическую смерть от врагов наших у Короты. Отныне зовите долину, где он свою смерть встретил, Местом Великой Утраты – Короты. Ту гору, где мы с Эр-Чадаком сражались, откуда спаслись, в полон не попав, отныне называйте не Дай-Дере с четырьмя выходами, а Вечной Гривой, ибо ледник, с нее спускающийся, похож на гриву скакуна. Поклоняйтесь вы и завещайте детям вашим почитать Вечную Гриву – она священна. Вечная Грива дала нам приют и спасла род наш от гибели. Пока будут сверкать на ее вершине ледники, дотоле народ наш будет жить в мире и благоденствии.

Сказав это, бросил вещий Боор опустошенную пиалу в сторону старой Родины. Кинулись парни искать ее в густой траве, чтобы посмотреть, как пиала упала. Если пиала на донышко стала – это добрый знак. Если опрокинулась – худо будет. Сколько ни искали – найти не могли. Смотрел мудрый Боор на бегущих людей и улыбался. Потом сказал:

– Чего вы ищете? Нет здесь пиалы. Улетела она в те края, откуда мы пришли, и там встала на донышко, опять белым молоком полна.

Быстро пролетали годы. Незаметно подкралась старость к Бо– ору. Предчувствуя свою кончину, пошел он весной в березовую рощу и нарубил множество брызжущих сладким соком белокорых стволов. Положил их сушиться в определенном месте. Людям за-вещал, чтобы его не зарывали в сырую землю, а после смерти тело предали огню. Велел собрать пепел, что от него останется, отнести на вершину горы Кодёгор и схоронить в пещере. Вскоре Боор умер.

Когда пламя погребального костра угасло, пришли люди в из-умление: собирая пепел, нашли они не тронутый огнем эргек – большой палец правой руки почившего и бурый камень, в который его печень превратилась. И вновь убедились родичи и все люди, что Боор, как и его отец Солтон, был не простым человеком. Вспомнили, что своими мудрыми поступками он неоднократно это при жизни подтверждал.

Боор оставил много древних книг – судуров, которые он в трудные минуты перелистывал, когда нужно было будущее открыть и принять решение. Боор повелел эти книги вместе с его пеплом на горе схоронить, ибо, сказал он:

– После меня некому их читать будет. Только через семь-девять поколений, не раньше, может, появится из лона нашего рода маль-чик, равный мне по уму и духовному озарению, чистый своими помыслами.

Схоронили люди книги Боора, чтобы недобрый человек силою знания, в них заключенного, во вред людям воспользоваться не смог.

Когда пепел Боора отнесли в ларце, окованном золотыми пла-стинами в пещеру, то объявили гору Кодёгор заповедной. Отныне ни одна женщина не могла ступать на склоны этой горы. Если стада овец туда заходили, то только мужчины их могли назад вернуть, а женщины-чабаны должны были ждать, пока овцы сами назад не спустятся. Чтобы не беспокоить дух мудрого Боора в месте его вечного успокоения, никто не смел после захода солнца дрова здесь рубить, поднимать шум или громко разговаривать.

После похорон Боора стали люди свидетелями чуда: в небольшой ложбинке на вершине крутого холма, где его тело огню предали, на месте кострища поднялась березовая роща, словно поленья, которые легли на костер, обрели здесь новую жизнь. С тех пор кара-найманы среди всех деревьев особо почитают березу. Никто не может просто так ни срубить ее, ни забавы ради веточку с дерева обломать.

Помнят люди до наших дней еще один завет Боора, который велел новую Родину оберегать, урона ей не наносить. Чтобы чистые источники не осквернять, запретил в их водах посуду мыть и одежду стирать. С тех пор вся Каракольская долина заповедной стала. Звери и птицы себя здесь вольготно чувствовали. Особенно

почитали благородных маралов и выдр, охотиться на которых в этих лесах под горой Юч-Сумер никому не разрешалось. По заве­ту Боора не допускали в долину также шаманов, которые имеют дело со злыми черными духами.

До сих пор особым почетом пользуются у найманов черные лохматые собаки, имеющие желтые пятнышки над глазами. Пом­нили они слова Боора, что в одну из них может его душа после смерти переселиться и прийти к ним в образе собаки. К другим собакам кара-найманы тоже относятся с любовью: не бьют их, не ругают, если какая в аил войдет, то пинками не гонят.

Предсказаниями своими приоткрыл провидец Боор сороди­чам завесу над будущим. Многие из них были не поняты совре­менниками и преданы забвению. Лишь малая часть провидческих изречений Боора, передаваясь из уст в уста, дошла до наших дней. Долгими зимними вечерами, размышляя о грядущей судьбе свое­го народа, старец Боор говорил:

– Одну шестую часть света занимает страна Темир-Чаган-Каа– на – Русского царя. В стороне заката находится земля Йопыроп – Ев­ропа. Русский царь – Ак-Каан носит титул Великого князя – Улу-Бия, помыслы его чисты, как белое молоко. Увы, век Железного Белого Царя недолог. Пройдет несколько поколений, и его низвергнут с высокого трона. Тогда появится Кызыл-Черик – Красное Войско, и воины наденут шапки, сияющие светом пятилучевой звезды.

После этого на одной шестой части света, в землях Темир-Ча– ган-Каана разразится большая и страшная война. Превеликое множество народу будет истреблено. В те времена вы будете тяж­ко страдать от голода и жажды. Смертные души свои вы сохраните только за счет пищи по прозванию «боодын мандик» (картофеля).

Эдиен-Каан – разрушитель! В земли Китая, Монголии, дети мои, на жительство никогда не переселяйтесь. Ни в коем случае нельзя этого делать. Запрещено! Там живет очень многочислен­ный народ, подобный полноводной реке Талай. Перестанет этот народ помещаться в своем алтае, через свой порог перельется, вас с лица земли сотрет и не заметит. Оттого-то вы от этого народа поселяйтесь в отдалении и держитесь осмотрительно.

По дну небесного океана будет летать Темир Куш – Железная птица, и это вы своими глазами увидите. Посреди обычного селе­ния будет бегать Темир Айгыр – Железный жеребец, и это вы сами увидите. В Петербург доберетесь за время (от утренней до вечер­ней) дойки кобылиц, в Москву доберетесь за время (от утренней до вечерней) дойки коров. По проволоке, подобной конскому во­лосу, будете меж собой разговаривать. И это все вы увидите соб­ственными глазами.

И после наступит Бооро Тююки – Смутный век. Настанет срок прежнему веку завершиться. В страшной войне вся поверхность земли сгорит дотла. А после снова на поверхности земли все жи­вые существа произрастут и возродятся. Под высокими горами близко не живите. В ту пору земля затрясется, гора перевернется, изменится. К берегам большой реки близко не живите. В ту пору река расплескается, выйдет из берегов, свое течение изменит.

Будет разгул стихий: холод, буйный ветер, вихрь и ураган на­грянет.

Народ деградирует, поколения смешаются, дети начнут рано развиваться, зато у взрослых ум будет, как у детей.

После появится конь с хвостом, как у комара. Коли сядешь на него, на месте не усидишь.

Появится народ с повадками, как у мошкары, слабый умом, ме­лочный в делах.

Ездить будете на коне размером с костяную бабку. Ростом ста­нете размером с карыш – пядь. И ума доброго у вас не будет.

В одно время мой народ будет туго жить, как под спудом. Но минет несколько поколений, и наступит время опять проснуть­ся. Появится мудрый муж – баатыр, вновь станет вас уму-разуму учить.

В отверстие иголки на солнце будете смотреть. Из собачьей чашки будете есть.

Кто пса подложит вместо подушки, спокойно не улежит. Кто поселится под рукой Ак-Каана, покоя знать не будет. Установится такая власть, которая будет и утром, и вечером вас самих, бело– верцев, и ваш белый скот, как свои пять пальцев, пересчитывать.

Из произведенных Русским царем семнадцати видов пищи бу­дет один под названием «картоп» (картофель). Станете готовить его, кушать да нахваливать: «Какая хорошая, добрая еда!» Среди сорока видов домашнего скота появится у вас скот по названию «какай» (свинья). Станете растить его да нахваливать: «Какая хо­рошая, добрая скотина!»

В широких вьюках новый товар привезут. Сорока двух видов черный баткыр-чай привезут. Станете его разыскивать, покупать и пить.

Желтый ячмень с круглою головкой появится. Станете его пить, но вкуса у него не будет.

Между аилами вашими побежит неживой синий бык. По глади синего моря поплывет неживой синий бык. Много тысяч товаров на этих быков нагрузят и станут туда-сюда перевозить.

По конскому волосу будете между собой беседовать, разгова­ривать. В Петербург домчитесь за время дойки кобылиц. В Мо­скву долетите за время дойки коров. На расстояние дня пути ту­да-сюда ездить станете, и спозаранку назад возвращаться будете.

Станет народ многочисленным, подобно праху земному. Ста­нете бродить туда-сюда, как бестолковые козы. Тени ваши будут длиннее вас самих. Бесов ваших будет больше, чем вас самих.

А править народом будет человек с пятилучевой звездой во лбу.

Шесть стихий, шесть айгулов придет в движение в смутный век Боро Тююки: вода, огонь, ветер, мороз, земля и человек. Все стихци придут в неистовство. Так настанет последний срок – Боро Тююки. Но после того, как случится все это, повторной беды уже не ждите. После завершения смутного времени вы успокоитесь и пребудете в мире.

При слиянии Бии и Катуни произойдет большая битва. Гро­хот оружия будет настолько силен, что вам, живущим в Караколь– ской долине, он покажется треском огня за стеною жилища. В то же время ваши голоса покажутся вам настолько тихими, что едва сможете расслышать, окликая друг друга. Бий-Катунь (Обь) поте­чет тремя потоками: два потока с водой, а третий с кровью. Тон­чайшей резьбой изукрашенные кремневые ружья, из которых стреляют, прицеливаясь, на поле боя во множестве вы оставите. Рукоятки сабель и копий будут валяться повсюду, как дрова, что и за два года не истопить. После этой битвы война закончится. И на­род снова восстановится, возродится.

Многие предвидения уже сбылись, другие еще ждут своего часа.

Пока рассказывал все это Боор, неподалеку сидел один его внучатый племянник, человек небольшого ума. Подражая своему мудрому дяде, племянничек делал вид, будто бы он человек знающий, хотя и грамоте обучен не был, и священные судуры читать не мог. Это племянничек шнырял туда-сюда между юртами, сму­щая умы молодежи. А сам около дядюшки все время вьюном вил­ся, прямо в рот ему смотрел, а особенно, прислушивался к тому, что тот говорит, открывая священные книги, и всюду встревал, мешался. Уж такой был человек! Так вот, слушая пророчества, да не дослушав Боора до конца, племянник как-то раз брякнул:

– Ну, зачем же нести такую чушь!

Печально глянул на него Боор и, как бы жалея его, сказал:

– Вот, горе-то! Какой мелкий народец народился! Не думал я, не гадал, что доживу и увижу таких людей своими глазами. А мне– то казалось, что такие тёмные и круглые дураки народятся в куда более отдаленные времена. Оказывается, время пустоголовых глупцов уже пришло!

И после этого в присутствии посторонних Боор прекратил ве­сти пророческие речи, и всегда замолкал, если в аил входили гости.

В час, каждому предопределенный, ушли из этой жизни братья Боора, сыновья Солтона. Ак-Билека схоронили в Сетерлю, где его могила до сих пор сохранилась. Апчы лежит на высоком холме, кото­рый с тех пор называют Апчы-Боом, что в кеньгинском Талду. Урат, отделившийся от братьев, почил в Кастакту в Оймонской долине. Все оймонские и яламанские кара-найманы ведут свой род от него.

Шли годы, и многочисленные потомки сыновей Солтона соста­вили новый народ, целый аймак людей. Свой край, где живут, на­зывают Алтайским улусом. Выносливы и жизнестойки эти люди, характер у них открытый и доброжелательный, потому что кара– найманы, как раньше было сказано, соединились здесь на новом месте с другими сёёками-родами и вобрали в себя лучшие черты каждого. Называют же все они себя алтай-киши – алтайские люди, чтобы никому не было обидно, что одно племя себя выше других захотело поставить, потому что все мы – дети одного Алтая.

Предание было впервые записано Б.Я. Бедюровым со слов родного дяди Кейлюка Майчикова зимой 1969 г. После предание было дополнено Келюком Майчиковым, а также его двоюродным братом Айылдашем Анатовым в

1970-1980-е годы в с. Кулады.

Пересказ на русский язык Б.Я. Бедюрова, Ю.В. Фелъчукова, Е.В. Королевой.