*   *   *

Я думаю о жизни нашей тленной,

О смысле бытия и человеке в нём.

Давно ли мы обзавелись огнём,

А вот уже летаем по Вселенной.

Ужели жизнь дарована нам зря?

Ведь миллиарды канули бесследно.

Мы знаем всех в обличии царя

И мало знаем о простых и бедных,

Которым лишь название – народ.

Народ – он всё, народ – он безымянен.

А царь есть царь. Нельзя наоборот,

Наоборот история не тянет.

***

О жизни всё написано.

Почти.

Прочти стихи, романы и заметки...

Есть острый глаз, писатель очень меткий.

Поверь ему.

Но, право, не сочти

За труд другое -

Сам тропой пройди

По прозе жизни, каждому известной,

Раскатанной, как холст, богиней Вестой,

И попытайся осознать себя

Частицей неба, света, бытия.

***

Что - мои вирши убогие:

Цветики, листья, роса?

Кланяюсь истово в ноги я

Тем, чьи сильны голоса,

Тем, кто спасал нашу Родину

Мы любим жизнь,

             (быть может, даже слишком)

Нам жалко прошлого до слёз,

Мы до седых волос мальчишки…

«Чета белеющих берёз

Средь утомлённой, жёлтой нивы»

Нас погружает внутрь себя;

«Рек океанские разливы»

Нам синью душу теребят:

Нам тесен этот мир подлунный,

Часов несносен мерный стук.

Предел – нам, как браслет чугунный

На лёгкость оперённых рук.

Гляди – малявинские бабы

ПОГОРЕЛОВКА

Удивился гость московский:

- Есть у вас в России тёзки -

Погореловок не счесть!

- Не родня они, ну что же, -

Всё же обликом похожи,

И характер общий есть –

Что работать, что молиться,

Что страдать, что веселиться…

Только гордости в них нет.

Давят справа, давят слева,

Но давно уж ложка гнева

Утонула в бочке бед.

Хоть стара деревня с виду,

Поруганье и обиду

Терпит, но она живёт!

В ней огня не загасили,

Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

Сергей Есенин

У ДОМА ГАГАРИНА В КЛУШИНО

Славный друг, как же сердце болит

Не от возраста или обид,

Понесённых от тех, кого любим.

Сердцу горько, что столько лет нет

Взволновавшего подвигом свет

И пришедшего по сердцу людям.

От безвременья нынешних дней

Память вновь возвращает сильней,

Не без умысла, к дням ликованья,

Где прощали нас, кто не прощал,

Обнимали, кто не понимал,

И молчали, в ком нет состраданья.

Славный друг, ты и сам эйфорил,

 *  *  *

Мытищи, Яуза, Москва…

Чащоба, поселенье, мыто –

Какие древние слова,

Как многое за ними скрыто!

Природой столько нам дано,

Историей дано – сверх меры.

Когда ж мы с ними заодно

Умножим добрые примеры?

Они завещаны в веках

Самой Московией старинной,

И на семи её ветрах

Мне слышится напев равнинный.

Он освещает путь во мгле,

Он возвращает вновь к истоку

Назло Останкинской игле

(1918-1984)

ДРУГУ

Не удивляйся,

Что умрешь.

Дивись тому,

Что ты живешь.

Дивись тому,

Что к сердцу близко

Однажды ночью голубой

Горячая упала искра

И стала на земле тобой.

Не скифом

И не печенегом,

Минуя сотни скорбных вех,

Ты сразу гордым человеком

Явился

Два поэта: Василий Фёдоров и Николай Глазков

Если мне нужно вспомнить, в каком году что происходило, я беру самую верную точку отсчета: 1950-й год — год окончания мною и Василием Федоровым Литературного института имени Горького.

К 10-летию со дня смерти Эдуарда Хлысталова